Придворными служителями командовали «метердотель» Иоганн Максимилиан Лейер, армией поваров и поварят верховодил «кухмистр» в генеральском чине Матвей Субплан, дворцовую скотобойню возглавлял императорский мясник Иоганн Вагнер. В более изящных сферах вращался зильбердинер Эрик Мусс — ведал придворным серебром. Балами распоряжался танцмейстер Игинс. На придворных концертах гостей восхищали «певчая» мадам Аволано (ее годовой оклад составлял тысячу рублей) и «кастрат Дреэр» (его жалованье было и того выше — 1237 рублей) под руководством братьев Гибнеров — капельмейстера Иоганна и «композитера» Андреаса.
В таких условиях складывался универсальный европейский тип придворного, постигшего высокое искусство обхождения с сильными мира сего: вовремя польстить и к месту быть правдивым, вести тонкую интригу и хранить верность очередному высокому патрону; уметь наслаждаться не только охотой с гончими, но и оперой или балетом, быть способным отдать должное сервировке стола, не обязательно при этом напиваясь.
Внимательный наблюдатель, адъютант фельдмаршала Миниха Христофор Герман Манштейн оценил роль самого фаворита, большого охотника до роскоши и великолепия, в деле воспитания придворных: «Этого было довольно, чтобы внушить императрице желание сделать свой двор самым блестящим в Европе. Употреблены были на это большие суммы денег, но все-таки желание императрицы не скоро исполнилось». Зоркий глаз адъютанта приметил контрасты нового стиля петербургского двора: «Часто при богатейшем кафтане парик бывал прегадко вычесан; прекрасную штофную материю[6] неискусный портной портил дурным покроем, или, если туалет был безукоризнен, экипаж был из рук вон плох: господин в богатом костюме ехал в дрянной карете, которую тащили одры. Тот же вкус господствовал в убранстве и чистоте русских домов: с одной стороны, обилие золота и серебра, с другой — страшная нечистоплотность. Женские наряды соответствовали мужским; на один изящный женский туалет встречаешь десять безобразно одетых женщин. Впрочем, вообще женский пол России хорошо сложен; есть прекрасные лица, но мало тонких талий. Это несоответствие одного с другим было почти общее; мало было домов, особенно в первые годы, которые составляли бы исключение; мало-помалу стали подражать тем, у которых было более вкуса. Даже двор и Бирон не сразу успели привести всё в тот порядок, ту правильность, которую видишь в других странах; на это понадобились годы; но должно признаться, что наконец всё было очень хорошо устроено».
Памятный день воцарения, 19 января, отмечался с выражением чувств в духе национальной традиции. Гостям во дворце надлежало пить из большого бокала с надписью: «Кто ее величеству верен, тот сей бокал полон выпьет»38. «Так как это единственный день в году, в который при дворе разрешено пить открыто и много, — пояснял этот обычай английский резидент Рондо в 1736 году, — на людей, пьющих умеренно, смотрят неблагосклонно; поэтому многие из русской знати, желая показать свое усердие, напились до того, что их пришлось удалить с глаз ее величества с помощью дворцового гренадера»39.
Однако гулянкам, обычным во времена Петра I и Екатерины, во дворце уже не было места. Гостей еще развлекали незатейливые персидские «комедианты» (скорее всего, вывезенные из оккупированных русскими войсками прикаспийских иранских провинций). Но в 1731 году русский двор во время праздничного обеда впервые услышал итальянскую «кантату на день коронации императрицы Анны Иоанновны» для сопрано, скрипки, виолончели и клавесина. В том же году в Россию из Дрездена прибыл целый театральный коллектив: под началом директора труппы актера Томмазо Ристори состояли актеры комедии дель арте, музыканты и певцы. Затем приехала группа европейских музыкантов и певцов во главе с упомянутым капельмейстером Гибнером. С появлением европейских артистов театральные пристрастия при дворе меняются, и «персиянские комедианты Куль Мурза с сыном Новурзалеем Шима Амет Кула Мурза да армяня Иван Григорьев и Ванис отпущены в их отечество».
В 1738 году танцмейстер Корпуса кадет шляхетных детей Жан Батист Ланде получил императорский указ об основании предложенной им «Танцовальной ее императорского величества школы» и выплате ему и его ученикам жалованья. Так появилась на свет труппа «обретающихся во обучении балетов российских 12 человек», включавшая первых отечественных профессиональных балерин — «женска полу девок» Аксинью Сергееву, Елизавету Борисову, Аграфену Иванову и Аграфену Абрамову40.
6