— Вы еще планируете вернуться в Данфорд?
— Да, — твердо говорю я. — И я бы не отказалась от компании друга, если таковой у меня все же есть.
— А вы в этом еще сомневаетесь? — на лице мужчины появилась улыбка.
— А вдруг вы из вежливости проводили глупышку до стилпоезда в надежде, что она больше никогда не вернется.
— В таком случае я бы не спросил ее о планах вернуться в Данфорд.
— Ваша взяла.
Гудок. Оглушительный. Раздражающий. Напоминает, что отправление поезда вот-вот состоится.
— Когда вы планируете вернуться? — спрашивает Джон.
— Не знаю.
— Вы сможете приехать, скажем, дня через три?
— Могу даже завтра, — вырвалось у меня.
— Боюсь, у меня дела, — улыбнулся Джон.
— Тогда в пятницу.
— Мы можем встретиться в том же кафе. В обед.
— Хорошо, — сказала я и ступила на лесенку-подножку поезда. Мужчина смотрит мне вслед.
Поезд мчится в обратный путь, в Гринпарк, а я бесцельно смотрю в окно в размышлениях о мире, в котором оказалась. Здесь все не так, как в прошлой жизни: другие поезда, другие дома, улицы и даже люди; у людей другой способ мышления, иные ценности, совсем не привычный для меня способ жизни. Здесь даже воздух другой.
Люди говорят на чужом мне языке! Я понимаю его, говорю на нем, но он мне не родной. Я знаю это, потому что помню прежнюю речь — русскую речь, я помню ее звучание. Она осталась в памяти как очень далекое воспоминание, как песня, слов которой мне уже не разобрать. Это очень странное состояние, когда чувствуешь некий конфликт в собственной голове. Когда одни знания давят под собой другие.
Я вернулась в Гринпарк, на Солнечную улицу, дом 68. Переоделась, умылась, сготовила быстрый ужин и с бокалом красного вина отправилась на второй этаж копаться в вещах женщины, чье место заняла в этой жизни.
Нужно разобраться, кто я новая, кто мой муж и как мне с ним себя вести. Кто мои родственники и друзья. А самое главное, нужно узнать, есть ли у меня деньги… вклад, счет, что угодно.
Документы я нашла на верхней полке одежного шкафа. Анна Стоун — так теперь меня зовут. До замужества — Анна Лоуренс. 1933 года рождения.
Выходит, Анне 23 года.
— Мне теперь 23 года! — потребовалось время свыкнуться с этой мыслью, потому что еще вчера мне было 27.
Мужа Анны зовут Томас Стоун. 28 лет. Судя по фотографии, мужчина приятной наружности.
Школу Анна окончила хорошисткой в Илсити, а затем поступила в колледж искусств.
Что я знаю об искусстве? Ничего не знаю.
Открываю выпускную карточку колледжа и с облегчением выдыхаю. Указанные в ней нормативы никак не связаны с искусством, разве что один. Норматив так и называется «искусство». В остальном колледж готовит девушку к жизни домохозяйки.
Это грустно.
В одежном шкафу нахожу небрежно сваленные фотоальбомы. Их немного.
Когда открыла первый альбом, удивленно уставилась на порванные в клочья черно-белые фотографии. Те, что уцелели, сильно смяты, но изображенных на них людей рассмотреть можно: Анна и еще одна блондинка.
Фотограф сделал акцент на сервировке большого стола, в конце которого стоят миловидная девушка и суровая дама в темном платье. Сколько всего расставлено на столе и с поразительной точностью! В жизни бы такого не повторила. На обороте фотографии надпись: «Шарлотта. Этикет домохозяйки. Экзамен. Четверка. 1951 г.».
Есть такое же фото, но на месте блондинки Анна. На обороте написано: «Этикет домохозяйки. Экзамен. Четверка +. 1951 г.».
— Четверка с плюсом, — с иронией выдохнула я.
Итак, Шарлотта, судя по всему, подруга времен обучения в колледже. Любопытно, что произошло между ними, если Анна уничтожила едва ли не весь альбом их совместных снимков.
В другом альбоме хранятся фотографии семьи. Надписи на оборотной стороне очень помогли. Теперь я знаю, родителей Анны зовут Бенджамин и Джина Лоуренс. Джина Лоуренс — миниатюрная женщина с тонкими чертами лица. Она закончила швейный колледж, а работала какое-то время телефонисткой. Отец, Бенджамин Лоуренс, высокий мужчина, не самого мужественного вида. На фотографии у него аккуратно постриженные усики с кокетливой завитушкой на кончиках. Брови высоко подняты вверх и будто выщипаны. В общем, образ городского щеголя. Его профессия связана с переработкой древесины.
Переворачиваю толстые страницы альбома и где-то с середины фотографий нет. Рамки для них разорваны так, как если бы изображения вынимали быстро и в ярости. И так страница за страницей.
От увиденного стало как-то не по себе…