— Что это? Что сегодня отмечается? — Известный писатель встревожился, ведь он не прислал цветов.
— Ничего, мосье, — сурово и неодобрительно ответила Раймонда, и я так и не поняла, чем она была недовольна: вопросом писателя или тем, что подали шампанское, хотя праздновать было решительно нечего.
На смену вечеру пришла ночь. Женни много пила, танцевала. Ее партнером был Рауль Леже, он танцевал лучше всех. В перерыве между танцами она, прислонившись к темным занавесям, что-то говорила Раулю. Я залюбовалась ею: такой в ней был блеск, величие, сила, что даже страшно стало. Как сравниться с ней, хотя бы в малом? Она перехватила мой взгляд, улыбнулась, сверкнув ослепительно белыми зубами, и подозвала меня. Не знаю, для чего ей понадобилось, чтобы я присутствовала при их разговоре. Она села с Раулем на козетку, а меня усадила рядом, в низенькое кресло.
— Видишь ли, Анна-Мария, — обратилась она ко мне, — этот человек, этот молодой человек утверждает, что любит меня. Вот я и подумала, раз никто никого не любит, почему же для меня делается исключение, почему на мою долю выпало счастье быть любимой? — Она выждала с минуту, но Рауль молчал и, не двигаясь, смотрел на нее своим потусторонним взглядом. Женни продолжала: — Он говорит мне: «Я люблю вас, мадам». Если бы его любовь была настоящей, он забыл бы прибавить «мадам», если бы его любовь была настоящей, он бы не разъезжал, не расставался бы со мной. Я не могла ему верить и не верила… Но сейчас, пока мы с ним разговаривали, он трижды зажигал уже горящую сигарету, и я ему поверила.
Не знаю, что на меня нашло, почему я вдруг сказала:
— Если только это заставило тебя поверить, то ты заблуждаешься, Женни. Кому же не известна рассеянность Рауля, ведь все на пари считают, сколько раз он зажжет горящую сигарету.
По лицу Женни разлилась такая бледность, что я испугалась. Я не поняла, что для нее это не игра, а то бы я не пошутила так некстати. Все мои попытки объясниться ни к чему не привели. Женни сидела, подперев голову рукой, и не слушала меня. И тогда Рауль спокойно сказал:
— Женни, неужели вы не понимаете, что вы для меня? Вы живая легенда, таким, как вы, воздвигают памятники. Но вы нетерпеливы… И в этом ваша ошибка.
Я встала, я просто не могла оставаться с ними. Женни удержала меня за руку.
— Послушайте, Рауль, — сказала она, — мне сегодня как никогда хочется пойти жить к сторожу. Завтра утром приходите и оставайтесь… Но если вы не придете, то, клянусь, — мы больше никогда не увидимся. Я пойму, что это значит…
Из гостиной внезапно донеслись крики, смех. Женни встала, взяла Рауля под руку…
В гостиную набилась тьма народу. Жако объяснил мне, что это Люсьен привел с собой актеров, снимавшихся в его фильме, а также журналистов. После банкета по случаю окончания съемки они заехали на Монмартр и теперь являли собой не слишком приятное зрелище. Люсьен танцевал, прижимая к себе довольно растрепанную женщину, в углу комнаты кто-то горланил, двое мужчин танцевали друг с другом, и женщины пытались их разъединить…
— Раймонда, унесите, пожалуйста, шампанское… — распорядилась Женни.
Раймонда выполнила приказание с явным удовольствием. Она даже выхватила бокал из рук какой-то женщины, на что та, впрочем, не обиделась.
— В этом доме я что хочу, то и делаю! — орал Люсьен, — видимо, он твердил это всем, кого приглашал к Женни. Он еще держался на ногах, хотя был мертвецки пьян. Увидев Женни, он пытался было склониться к ее руке, но споткнулся и снова повторил: — Что хочу, то и делаю…
— Вот как? — проворковала Женни. Взяв его одной рукой за плечо, она двумя пальцами другой руки стала подталкивать его в спину к выходу. Послышался шум распахнутой двери, затем падение тела. Минуту спустя Женни снова появилась в комнате и, подтянув юбку, как уличный мальчишка — штаны, с довольным видом потерла руки — классический жест, означающий «готово», — и удалилась из гостиной, словно со сцены, под смех и бурю аплодисментов.