— Боже.
— Прошло уже три дня? — спрашивает меня призрак Майка Андовера. Он стоит возле окна, где его разорвали в клочья. Он цел. Я пытаюсь улыбнуться. Кажется, смерть сделала его остроумнее. Но подсознанием я понимаю, что смотрю не на Майка Андовера. Это просто пятно на земле, которое оставила Анна, восставшее для того, чтобы ходить и говорить. Но только в том случае, если это не…
— Мне очень жаль. За то, что случилось с тобой. Я не мог предположить, что так выйдет.
Майк поднимает голову.
— Ты никогда не мог предположить или всегда предполагаешь. В любом случае.
Он улыбается. Я не знаю, пытается ли он казаться дружелюбным или ведет себя иронично, но это определенно выглядит жутко. Особенно, когда он внезапно останавливается.
— Этот дом неправильный. Как только мы оказываемся здесь, остаемся навсегда. Тебе не следует сюда возвращаться.
— У меня здесь работа, — отвечаю.
Я пытаюсь игнорировать тот факт, что он никогда отсюда не выберется. Это слишком страшно и несправедливо.
— То же дело, что и у меня? — рычит он.
Перед тем как ответить, он разрывается на две части, воспроизводя точную копию своей смерти. Я спотыкаюсь, и мои колени натыкаются на стол или что-то в этом роде. Для меня оказалось шоком увидеть Майка, распавшегося на части, поэтому он полностью отвлекает меня от мебели. Я повторяю себе, что это просто дешевый трюк и что я видел похуже. Я пытаюсь выровнять дыхание. Затем с пола я слышу опять голос Майка.
— Эй, Кас!
Мои глаза обследуют кучу, выискивая в ней лицо Майка, которое постоянно вращается и все еще привязано к правой стороне его тела. Это сторона, где находится позвоночник. Я с трудом проглатываю и продолжаю смотреть на открытые позвонки. Глаза Майка смотрят на меня.
— Больно всего лишь минуту, — говорит он, а затем медленно погружается в пол, словно масло впитывается в полотенце. Его глаза открыты, когда он исчезает. Он продолжает глазеть на меня и после. Я действительно мог бы прожить без этого трюка. Пока я продолжаю наблюдать за темным пятном на полу, я понимаю, что затаил дыхание. Мне действительно интересно, скольких людей Анна убила в этом доме. Разве они все еще здесь, их оболочки, и может ли она двигать ими, словно марионетками, шаркающими ко мне навстречу.
Все под контролем.
Нет времени для паники. Сейчас самое время вытащить нож, но я слишком поздно понимаю, что кто-то находится позади меня. За моим плечом ниспадает черный волос, два или три чернильных завитка опускаются и манят к себе ближе. Меня штопорит, и я стараюсь вдохнуть немного воздуха, на половину желая, чтобы ее здесь не было, чтобы она исчезла в одно мгновение. Но этого не происходит. Теперь она парит передо мною, не касаясь пола. Мы секунду колеблемся и рассматриваем друг друга, мои карие глаза смотрят прямо в ее маслянистые. Если бы она стояла, то была бы где-то около пяти футов семи дюймов роста, но так как она парит в воздухе в шести дюймах от пола, я должен смотреть на нее с закинутой головой. Мое дыхание отдается шумом в голове. Звук ее капающего платья слишком мягкий, будто бы оно тихонько стекает на пол. В кого она превратилась, когда умерла? Какой силой она обладает, кроме злобы, что позволила стать ей больше чем призраком, стать демоном мести?
Длина моего лезвия срезает кончик ее локона. Он падает на пол, и она наблюдает, как он погружается в половицу точно так же, как до этого проделывал Майк. Что-то пробегает у нее на лице, то ли жестокость, то ли грусть, а затем она переводит взгляд на меня и скалит зубы.
— Почему ты вернулся? — спрашивает она.
Я глотаю. Не знаю, что ответить. Я непроизвольно делаю задний ход, даже если приказал себе не делать этого.
— Я дала тебе жизнь, преподнесла в подарок.
Голос, исходящий из ее уст, кажется глубоким и ужасным. Это звук голоса без дыхания. Я слышу финский акцент.
— Думаешь, это было легко? Ты хочешь умереть?
Во втором вопросе я слышу голос, полный надежды, хотя взгляд остается острым, проницательным. Затем она опускает голову и смотрит на нож, при этом голова ее неестественно подергивается. На лице расползается гримаса, словно рябь по воде. Воздух вокруг меня колышется, и богиня исчезает. Вместо нее теперь я вижу бледную девушку с длинными темными волосами. Она твердо стоит на земле. Я смотрю на нее сверху вниз.
— Как тебя зовут? — спрашивает она и, когда я не отвечаю, продолжает: — Ты знаешь мое имя. Я спасла тебе жизнь. Разве это не справедливо?