— Ты убила Майка, — шипит Уилл и начинает плакать. — Ты убила моего лучшего друга.
А затем он двигается, делая выпад вниз. Я реагирую, не задумываясь. Я прыгаю вперед и хватаю его под руку, останавливая удар, который бы пришелся ей прямо в спину; вместо этого нож отскользнул от ее ребер. Анна тихо всхлипывает и пытается отползти. В моих ушах звучат голоса Томаса и Кармел, призывающие нас остановиться, но мы продолжаем бороться. Оскалив зубы, Уилл вновь пытается попасть в нее, рассекая воздух. Я еле поднимаю локоть, чтобы ударить его в челюсть. Он делает пару шагов назад, и, когда приходит в себя, я бью в его лицо, не слишком сильно, но достаточно, чтобы он задумался. Он вытирает рот обратной стороной ладони. Больше он не пытается кинуться вперед. Поглядывая на Анну позади меня, он понимает, что я не дам ему пройти.
— Да что с тобой? — спрашивает он. — По идее, это твоя работа, правильно? А теперь, когда она в наших руках, ты ничего не будешь делать?
— Я не знаю, что я буду делать. — честно отвечаю я. — Но я не дам тебе навредить ей. Ты в любом случае не сможешь убить ее.
— Почему нет?
— Потому что это не просто нож. Это я. Мы связаны кровью.
Уилл фыркает.
— Кровь на ней говорит об обратном.
— Я не говорил, что нож не особенный. Но нанести смертельный удар могу только я. Что бы ни случилось, у тебя не выйдет.
— Ты лжешь. — говорит он, и, возможно, это правда. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь использовал мой атаме раньше. Никто, кроме папы. Может, все эти россказни про избранного и о священной линии охотников за привидениями — полная фигня. Но Уилл верит. Он начинает пятиться к выходу из дома.
— Дай мне мой нож, — повторяю я, наблюдая, как он отдаляется от меня, и метал сверкает в необычном свете.
— Я убью ее, — клянется Уилл, затем поворачивается и убегает, забирая с собой мой атаме.
Что-то внутри меня, нечто детское и первородное. Это как в сцене из «Волшебника страны Оз», когда дамочка засовывает собаку в свою велосипедную корзинку и уезжает. Ноги говорят мне бежать за ним, схватить его и забрать нож обратно и никогда больше не упускать из виду. Но тут ко мне обращается Кармел:
— Ты уверен, что он не может убить ее? — спрашивает она.
Я оборачиваюсь. Она опустилась на пол рядом с Анной; у нее хватило смелости дотронуться до нее, держать за плечи и осматривать рану, которую нанес Уилл. Идущая из нее черная кровь создает странный эффект: черная жидкость смешивается с кровью ее платья, расползаясь, словно чернило, капнувшее в красную воду.
— Она так слаба, — шепчет Кармел. — Думаю, она действительно ранена.
— Разве так и не должно быть? — спрашивает Томас. — Я хочу сказать, я не на стороне Уилла, но я-не-против-выступить-за-присвоение-Эмми-Розенбергу, разве мы тут не для этого? Разве она все еще не опасна?
Ответы: да, да и да. Я это знаю, но, кажется, не могу мыслить верно. Девушка у моих ног повержена, мой нож исчез, а картинки из Как Убить Свою Дочь все еще проигрываются в моей голове. Здесь все случилось — здесь закончилась ее жизнь, где она стала монстром, где ее мать провела ножом по ее горлу и прокляла ее вместе с платьем и… я прохожу глубже в гостиную, уставившись на половицы. Затем я начинаю топать. Бью ногой по доскам, прыгаю вверх и вниз, ищу какую-нибудь дырочку. Безрезультатно. Я глуп и недостаточно силен. Даже не знаю, что я делаю.
— Это не та, — говорит Томас. Он смотрит на пол, а затем указывает на половицу слева от меня.
— Вот та. Тебе нужно чем-то поддеть ее.
Он встает и выбегает за дверь. А я-то думал, что у него сил не осталось. Этот парень умеет удивлять, и он чертовски полезен, потому что, вернувшись через сорок секунд, он несет с собой лом и монтировку. Вместе мы поддели половицу, — на первых порах она не двигалась с места, — а затем медленно ломаем дерево. Я использую лом, чтобы приподнять широкий конец, и падаю на колени. Дыра, которую нам удалось сделать, темная и глубокая. Я не знаю, как она там оказалась. По идее, мне стоит искать подвал или какие-нибудь стропила, но там лишь мрак. Я с мгновение колебался, а затем опустил руку в дыру, почувствовав всю ее глубину и холод. Я уже было подумал, что был неправ и действительно глуп, как вдруг мои пальцы зацепили это. Ткань кажется жесткой и холодной на ощупь. Может, немного влажная. Я достаю ее и распрямляю на полу, где она была напитана и проклята шестьдесят лет назад.
— Платье, — выдыхает Кармел. — Что…?
— Не знаю, — честно отвечаю я.
Я иду к Анне. Понятия не имею, какой эффект произведет на нее платье, если вообще произведет. Сделает ли это ее сильнее? Излечит ли? Если его поджечь, испарится ли оно как дым? У Томаса наверняка была бы идея получше. Вместе с Морфраном они бы нашли правильный ответ, а если нет, то это сделал бы Гидеон. Но у меня нет на это времени. Я опускаюсь на колени и подношу запятнанную ткань к ее глазам. С секунду она никак не реагирует. Затем она резко встает на ноги. Я поднимаю кровавое платье вслед за ней, пытаясь удержать его на уровне глаз. Чернота отступила: чистые и любопытные глаза Анны светятся на лице монстра, и, по какой-то причине, это сбивает с толку больше всего. Моя рука трясется. Она стоит передо мной, не парит, просто смотрит на платье — мятое, красное, а в некоторых местах остались белые пятна. Все еще неуверенный, что я делаю или что пытаюсь сделать, я собираю подол платья и натягиваю на ее темную, извивающуюся голову. Что-то мгновенно происходит, но непонятно, что именно. В воздухе появляется напряжение и холод. Это трудно объяснить, будто в комнате подул ветер, но ничего не двигается. Я надеваю старое платье поверх ее кровоточащего и отхожу. Анна закрывает глаза и глубоко вдыхает.
Полосы черного воска все еще липнут к ткани в тех местах, где капали свечки во время проклятия.
— Что происходит? — шепчет Кармел.
— Не знаю. — отвечает за меня Томас.
Мы наблюдаем, как платья начинают бороться друг с другом, капающая кровь и чернота пытаются соединиться в одно целое. Глаза Анны закрыты. Руки сжаты в кулаки. Я не знаю, что сейчас произойдет, но что бы это ни было, оно происходит быстро. Каждый раз, как я моргаю, передо мной предстает новое платье: белое, красное, почерневшее и с каплями крови. Его масло и краски погружаются в землю. А затем Анна откидывает назад голову, и проклятое платье начинает крошиться, превращаясь в пыль у ее ног. На меня смотрит темная богиня. Длинные черные завитки колышутся на ветру. Вены на ее руках и шее перестали проявляться. Ее платье белое и чистое. Рана от моего ножа исчезла. Она неверующе прикладывает руку к своей щеке и смущенно переводит взгляд с Кармел на меня, а затем к Томасу, который делает шаг назад. Затем она медленно поворачивается и идет к открытой двери. Как раз перед тем, как выйти, она оглядывается через плечо и улыбается мне.
Глава 17
Это то, чего я хотел? Освободить ее. Я просто отпустил призрака; я был послан для того, чтобы освободить ее из заточения. Она мягко ступает по крыльцу, касаясь пальцами ног ступеней и глядя в темноту. Она выглядит, как и любое другое животное, выпущенное из клетки: осторожной и полной надежд. Ее пальцы касаются дерева согнутых перил, как будто бы это самая замечательная вещь, которую она когда-либо ощущала. Часть меня рада этому. Часть меня знает, что она не заслужила того, что с ней произошло, и я хочу дать ей больше ощущений, чем это сломанное крыльцо вызывает в ней. Я хочу вернуть ей всю жизнь назад, начиная с сегодняшнего вечера. Но другая часть меня понимает, что в подвале находятся тела и украденные души, и это была не их вина. Поэтому я не могу вернуть Анне всю жизнь назад, потому что она давно ушла. Может быть, я совершил ужасную ошибку.
— Думаю, нужно выбираться отсюда, — тихо сообщает Томас.
Я смотрю на Кармел, и она кивает, поэтому я иду к двери, пытаясь встать между друзьями и Анной, хотя и не совсем понимая, как буду защищать их без своего ножа. Когда она слышит, как мы выходим через дверь, поворачивается и смотрит на меня с изогнутой бровью.