Выбрать главу

— Все в порядке, — говорит она. — Я сейчас не наврежу им.

— Уверена? — интересуюсь я.

Она переводит взгляд на Кармел. Кивает.

— Да.

Позади себя я слышу, как Томас и Кармел дружно выдыхают и неловко выглядывают из-за моих плеч.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Она на минуту задумывается, пытаясь яснее выразиться.

— Я чувствую…себя нормально. Разве такое возможно?

— Наверное, частично возможно, — выпаливает Томас, а я легонько бью его под ребра. Но Анна улыбается.

— Ты спас его, в тот раз, — говорит она, внимательно изучая Томаса. — Я помню тебя. Ты вытащил его тогда из дома.

— В любом случае, я не думаю, что ты его вообще когда-либо убьешь, — отвечает Томас, но кое-где на щеках начинает проступать краска. Ему нравится сама идея, что он ведет себя словно герой. Ему нравится, что все это разворачивается перед глазами Кармел.

— Почему? — спрашивает Кармел. — Почему ты не собираешься убивать Каса? Почему ты выбрала Майка вместо него?

— Майк, — мягко проговаривает Анна. — Не знаю. Может быть, потому что он показался мне злодеем. Я знала, что они тогда обманули Каса, и догадывалась об их жестоких намерениях. Возможно, я…пожалела его.

Я фыркаю.

— Пожалела? Я не мог отбиться от тех парней.

— В моем доме они ударили тебя по затылку доской, — Анна опять смотрит на меня с изогнутой бровью.

— Ты все время говоришь слово «возможно», — прерывает нас Томас. — Ты не знаешь наверняка?

— Нет, — отвечает Анна. — Не уверена. Но рада, что это так, — добавляет она и улыбается. Она еще что-то хотела добавить, но смотрит в сторону, не понимая, что именно ощущает — замешательство или смущенность.

— Мы должны идти, — говорю я. — Это заклинание высушило нас. Мы должны все отдохнуть.

— Но вы же вернетесь? — интересуется Анна, будто думая, что никогда меня больше не увидит.

Я киваю. Я вернусь, чтобы сделать то, чего не знаю. Я понимаю, что не позволю Уиллу пользоваться моим ножом, и не уверен насчет ее полной безопасности, пока он находится у него. Но глупо так думать, потому что кто скажет, что она в безопасности, если бы у меня и был нож? Мне нужно немного поспать. Нужно прийти в себя, собраться с силами и некоторые события переосмыслить.

— Если меня не будет в доме, — сообщает Анна, — позови меня. Я не буду далеко удаляться от него.

Сама мысль, что она будет бродить вокруг Тандер-Бэй, не сильно взволновала меня. Я не знаю, на что она способна, но часть моего сознания нашептывает мне, что меня обманули, но сейчас не могу с этим ничего поделать.

— Это победа? — спрашивает Томас, когда мы идем вдоль подъездной дорожки.

— Не знаю, — отвечаю я, но чувство такое, словно, черт возьми, никто еще такого не ощущал.

Моего атаме нет. Анна свободна. Единственное, что подсказывает мне сердце, это еще не конец. Теперь я ощущаю пустоту, не только в заднем кармане брюк или на плече, но и вокруг себя также. Я чувствую себя слабее, словно из моих тысячных ран вытекает энергия. Тот засранец забрал мой нож.

— Томас, я не знала, что ты можешь говорить по-фински, — сообщает Кармел позади меня.

Он криво усмехается.

— Не могу. Кас, это все дело в чертовом заклинании, которое ты достал. Уверен, я бы хотел встретиться с поставщиком, который дал его тебе.

— Однажды я познакомлю вас, — я слышу себя со стороны. Но не сейчас. Гидеон последний человек, с которым я бы хотел сейчас разговаривать, при этом потеряв нож. Мои барабанные перепонки вот-вот лопнут от их крика. Атаме. Наследство моего отца. Я должен как можно скорее вернуть его назад.

* * *

«Атаме нет. Ты потерял его. Где он?» — он душит меня за горло и вдавливает в подушку, требуя ответа. «Дурак, дурак, ДУРАК».

Я просыпаюсь, покачиваясь, и оказываюсь в вертикальном положении на кровати, словно Рокэм&Сокем Робот[38]. В комнате никого нет.

«Конечно, никого; не будь глупцом», я использую то же слово, которое вывело меня из состояния сна. Я только наполовину проснулся. Моя память все еще не желает отпускать момент, когда он душит меня пальцами. Я до сих пор не могу разговаривать. В моей груди что-то сжимается. Я делаю глубокий вдох, а когда выдыхаю, слышу свой резкий, близкий звук схожий с рыданием. Мое тело преисполнено пустотой, которая должна заполниться моим ножом. Сердце учащенно бьется.

Был ли это мой отец? Мыслями я возвращаюсь на десять лет назад, и в моем сердце тут же разрастается вина ребенка. Но нет. Так не должно быть. В своем сне я слышу креольский или Каджунский[39] акцент, а мой отец вырос в Чикаго, штате Иллинойс. Это был просто еще один сон, как тысячи других, и, по крайней мере, я знаю, откуда он пришел. Не нужен и фрейдистский толкователь, чтобы понять, как я себя хреново чувствую без атаме.

Тибальт вскакивает на мои колени. В лунном свете через окно я почти вижу бледно-овальный Ирис[40]. Он кладет лапу на мою грудь.

— Да, — говорю я. В темноте звук моего голоса звучит резко и слишком громко, но он рассеивает мой сон полностью. Он был настолько ярким. Я до сих пор помню едкий, горький запах что-то вроде дыма.

— Мяу, — мурлычет Тибальт.

— Больше никакого сна, Тесей Кассио, — соглашаюсь я, поднимая кота и спускаясь по лестнице.

Когда я оказываюсь внизу, варю себе кофе и паркую свою задницу на кухне. Моя мама оставила банку с солью для атаме одну наряду с чистой тканью и маслом, чтобы натереть его хорошенько и сделать как новеньким. Он где-то там. Я чувствую. Я ощущаю, как он находится в чьих-то руках, которые до этого никогда к нему не прикасались. У меня начинают проноситься кровожадные мысли насчет Уилла Розенберга.

Мама спустилась тремя часами позже. А я до сих пор сижу на стуле и смотрю на банку, пока луч света не проникает на кухню. Один или два раза моя голова соскальзывает со столешницы и возвращается на свое место, но я уже выпил половину кофейника, поэтому чувствую себя хорошо. Мама закутана в синий халат, а ее волосы выглядят утешительно-спутанными. При виде меня она внезапно успокаивается, даже когда смотрит на пустую банку с солью и закрывает ее крышкой. Какой вид должен быть у моей матери, которая выглядит по-домашнему и является любительницей танцев Маппет-шоу?

— Ты украл моего кота, — сообщает она, наливая себе чашку кофе.

Тибальт, должно быть, чувствует мое волнение; он трется о мои ноги, что обычно делает только для моей мамы.

— Слышишь, забери его, — говорю я, пока она идет к столу. Я подсаживаю его. Он не останавливается шипеть, пока она кладет его на свои колени.

— Не повезло вчера вечером? — спрашивает она и кивает на пустую банку.

— Не совсем, — отвечаю я. — Повезло наполовину. В двух моментах.

Она сидит со мной рядом и слушает, как я повествую ей, ничего не тая. Я рассказываю ей о том, что видел, что узнал об Анне, как я разорвал круг и освободил ее. Я заканчиваю рассказ худшим событием: мой атаме украл Уилл. Мне сложно смотреть на нее, когда я рассказываю эту часть события. Она пытается контролировать выражение своего лица. Не знаю, значит ли это, что ее разочарование прошло, или наоборот, знает ли она, что такое потеря и как он важен для меня.

— Не думаю, что ты совершил ошибку, Кас, — мягко отвечает она.

— Но мой нож…

— Мы вернем его назад. Если нужно, я позвоню матери этого парня.

Я тяжело вздыхаю. Она только что перешла черту крутой мамы и стала королевой.

— Но как ты планируешь поступить, — продолжает она, — с Анной? Не думаю, что это было ошибкой.

— Моя цель заключалась в том, чтобы убить ее.

— Разве? Может, ты должен был всего лишь остановить ее? — она откидывается назад на стул, сжимая кружку кофе обеими руками.

— То, что ты делаешь — и делал твой отец — никогда не рассматривалось как возмездие. Речь идет даже не о жажде мести или о чаше весов, склоненной не в твою сторону. Это не твой долг.

вернуться

38

Рокэм&Сокем Робот — популярная видеоигра про роботов.

вернуться

39

Каджунский — акцент этнической группы, проживающей в основном в штате Луизиана; потомков французских переселенцев.

вернуться

40

Ирис — седьмой астероид.