Мне не нравится, что он не видит. Пустые глазницы, мутные глазные яблоки или глаза, которых нет на своем месте — все это я ненавижу. Данный факт выводит меня из себя и одновременно разочаровывает. Наверху я слышу, как начинают читать песнопение, но чародей просто улыбается.
— Пойте, сколько вам заблагорассудится, — говорит он, — но я заберу то, зачем пришел.
— Опечатывайте дом, — кричу я им наверх.
Затем поднимаюсь на ноги.
— Думаю, у тебя хватило смелости прийти за моим ножом.
— Ты становишься слишком надоедливым, — говорит он, а я не думаю выслушивать его. Я сражаюсь, нанося удары, и стараюсь не обращать внимания на пульсацию в голове. Я полосую и кружусь, чтобы избавится от оцепенелости в боку и груди.
Он очень быстр и выглядит по-смешному гибким, не имея глаз, но, наконец-то, я задеваю его. Все тело напрягается, словно струна, когда я чувствую, как кончик ножа режет его бок. Он делает обманное движение назад и накрывает рану своей мертвой рукой. Мой триумф властвует недолго. Не успев толком понять, что происходит, он настигает меня и швыряет об стену. Я осознал это, только когда съехал по ней вниз.
— Опечатайте его! Ослабьте! — выкрикиваю я, но пока я продолжаю орать, он прет вперед, словно безобразный паук, и поднимает диван, будто бы он надувной, затем запускает им в мою команду- распределителей ролей, находящуюся на втором этаже. Они возмущаются его поступком, но сейчас нет особо времени интересоваться, все ли с ними в порядке. Он хватает меня за плечо и отрывает от пола, пробивая мною стену. Когда я слышу звук разрывающихся сосудов, я понимаю, что это трещат мои ребра. А может быть, и долбанная грудная клетка.
— Это атаме — наше, — выплевывает он мне прямо в лицо, а его сладкий дым просачивается сквозь протухшие десна. — Оно, как магия, сейчас сосредоточено на тебе и мне, и, как ты думаешь, чья сторона теперь сильнее?
Сосредоточиться. За его плечом я вижу Анну, ее глаза почернели, а тело — сжалось, покрытое кровавым платьем. Рана на ее руке все увеличивается, а сама она лежит в маслянистой лужице в двух футах от нас. Она смотрит в пол с пустым выражением. Наверху я замечаю недавно запущенный диван и под ним выглядывающую пару ног. Я проглатываю образовавшуюся кровь во рту. Очень больно дышать.
А затем из ниоткуда появляется Амазонка. Кармел сбегает вниз по ступенькам, на полпути останавливаясь, а затем кричит. Чародей вовремя поворачивается, чтобы получить по роже алюминиевой битой, и это срабатывает, может быть, именно потому, что Кармел чересчур обозленная. От этого удара он опускается на колени, а она продолжает его избивать. Тот, кто думал, что у нее ничего не получится, глубоко ошибался, — она истинная королева бала.
Между тем я не теряю времени зря и засаживаю ему нож в ногу, отчего он воет, но ему удается освободить вторую руку и ухватится ею за ногу Кармел. Раздается слабый звук чихания, и я, наконец-то, становлюсь свидетелем, каким образом он раньше оставлял такие большие следы укусов на телах людей: большая часть его челюсти смещается, а затем он вонзает зубы в бедро Кармел.
— Кармел! — это раздается голос Томаса, пока он спускается вниз по лестнице. Он не успеет добраться до нее вовремя, чтобы уцелела ее нога, поэтому я бросаюсь на Чародея и скольжу ножом по его щеке. Клянусь, я увидел всю его челюсть. Кармел визжит и цепляется за Томаса, который пытается оттянуть ее от крокодила. Я проворачиваю еще раз ножом в его рте, моля Бога о том, чтобы в процессе я не задел Кармел, и он отпускает ее ногу со слабым чмоканьем. Весь дом дрожит от ярости.
И не только от его ярости. Потому что это не его дом. Он ослабеет. Я в достаточной степени нашинковал его, когда мы сошлись в беспорядочной битве. Ему удалось прижать меня, пока Томас тащит Кармел подальше от нас, поэтому он не видит того, что вижу я — зависшее в воздухе, капающее кровавое платье.
К сожалению, у него нет глаз, поэтому только я могу видеть удивление в ее глазах, когда она хватает его сзади и швыряет на перила, которые с треском рушатся. Моя Анна поднимается из лужи, одетая для сражения, с крутящимися волосами и черными венами, но рана на руке до сих пор кровоточит. С ней не все в порядке.
Находясь на лестнице, чародей медленно поднимается на ноги. Он смахивает с себя пыль и обнажает зубы. Не понимаю. Порез в боку, на лице и рана в ноге — они больше не кровоточат.
— Думаешь, сможешь меня убить моим же собственным ножом? — спрашивает он.
Я смотрю на Томаса, который снимает свою куртку и обматывает ею ногу Кармел. Если я не могу убить его своим ножом, тогда что мне делать? Существуют и другие способы уничтожить призрака, но здесь никто о них не знает. Я едва ли могу двигаться. Мне кажется, что в моей груди образовалась связка свободно болтающихся веток.
— Это не твой нож, — отвечает Анна. — После этой ночи он точно не будет твоим, — она смотрит на меня через свое плечо и немного улыбается.
— Я собираюсь вернуть его Касу.
— Анна, — начинаю я, но больше не знаю, что еще сказать. Пока я наблюдаю, пока мы все наблюдаем, она поднимает кулак и бьет по половицам, осколки и щепки которых крошатся и разлетаются во все стороны, не долетая до потолка. Понятия не имею, что она делает.
А затем я замечаю слабого красного свечения угольки. Выражение удивления на лице Анны сменяет счастливое облегчение. Она затеяла азартную игру. Она не представляла, что случится, если откроет ту дыру в полу, но теперь время настало, она обнажает зубы и изгибает пальцы крючком.
Чародей шипит, когда она идет вперед. Даже если она и слаба, ей все равно нет равных. Они обмениваются ударами. Ее голова вращается вокруг своей оси, когда он вновь бьет ее по ней, и все повторяется вновь. Мне нужно ей помочь, и не важно, что мои внутренние кости касаются легких. Я волочусь на животе. Как альпинист умело пользуется ножом, так и я бросаю его, и он соскальзывает на пол.
Когда дом начинает двигаться, в нем раздаются стоны тысячей досок и ржавых гвоздей. И те звуки, что они издают, ломаясь и треща, заставляют всё вокруг становиться таким плотным, и я вздрагиваю. Я удивлен, что доски не дробятся вдребезги на кровоточащие кусочки.
— Анна! — я настойчиво, но слишком слабо взываю к ней. Я не спешу вдыхать слишком много воздуха. Они, тем временем, продолжают бороться друг с другом с натянутыми гримасами на лицах. Она крутит им влево и вправо; он же рычит и дергает головой вперед. Затем она отступает и замечает меня, подползающего ближе к ним.
— Кас! — проявляя силу духа, кричит она. — Ты должен выбираться отсюда! И вывести их всех тоже!
— Я не покину тебя, — кричу я ей в ответ, или, по крайней мере, мне так кажется. Мой адреналин на нуле. Я чувствую, как перед глазами вспыхивает свет и тут же меркнет. Но я все равно не оставлю ее. — Анна!
Она кричит. Пока ее внимание было обращено на меня, ублюдок сместил челюсть, и теперь присосался к ее руке, вгрызаясь в нее, словно змея. Из-за вида ее крови на его губах я воплю. Я подтягиваю под себя ноги и прыгаю. Затем хватаю за волосы и пытаюсь оттянуть его от нее. Порез, который я оставил на его лице, гротескно расходится при малейшем движении. Я режу его снова и пытаюсь ножом вырвать ему зубы, и вместе с ней мы в итоге отшвыриваем его. Он ударяется о сломленную лестницу и падает вниз, потрясенно распластавшись на полу.
— Кассио, ты должен уйти сейчас, немедленно, — она обращается ко мне.
— Пожалуйста.
Вокруг нас оседает пыль. Она сделала что-то с домом, приоткрыв горящую дыру в полу. Я понимаю это так же, как и она, что закрыть ее она не сможет.
— Ты идешь со мной, — я беру ее за руку, но тащить ее почти приравнивается к смещению греческой колоны. Находясь возле двери, Кармел и Томас меня зовут, но кажется, будто их голоса слышатся на расстоянии тысячи миль отсюда. Они справятся с этим. По входным ступенькам раздаются их шаги.
В гуще данных событий Анна все же выглядит спокойной. Она прикасается рукой к моему лицу.