- Мне жаль того, что приключилось с твоим котом, - сообщаю я.
- Он был нашим котом, - отвечает она. – И мне также жаль.
- Он пытался предупредить нас, - говорю я. – Мне следовало тогда прислушаться к маленькому комку шерсти, - я опускаю бутылку воды на пол.
- Мне действительно жаль, мам. Я буду скучать по нему.
Она кивает.
- Я хочу, чтобы ты пошла наверх, когда все начнется, - говорю я.
Она снова кивает. Она знает, что я не смогу сосредоточиться на призраке, если буду беспокоиться о ней.
- Почему ты не рассказал мне, - спрашивает она, – что все эти годы искал его? Что планировал пойти за ним?
- Я не хотел, чтобы ты беспокоилась, - отвечаю я.
Я чувствую себя глупо.
– Видишь, как все хорошо обернулось?
Она убирает волосы с моих глаз. Она ненавидит, когда они постоянно лезут мне в глаза, затем концентрируется на моем лице и всматривается пристальнее.
- Что? – спрашиваю я.
- У тебя глаза пожелтели, - думаю, она опять сейчас заплачет.
Из другой комнаты я слышу, как Морфан чему-то клянется.
- Это связано с печенью, - мягко говорит мама. – А может быть, и с почками. Они перестают потихоньку функционировать.
Тогда это объясняет то разжижающее чувство в боку.
Сейчас в гостиной мы находимся одни. Все остальные разбросаны по углам и заняли свои позиции. Полагаю, каждый из них о чем-то думает своем, не прекращая читать молитвы. Надеюсь, что Томас с Кармел целуются где-то в стенном шкафу.
Снаружи дома мелькает вспышка, и этот факт бросается мне в глаза.
- Не поздновато ли для такого сезона вспышки молний? – интересуюсь я.
Голос Морфана доносится из-за кухонной двери, где он на данный момент обитает.
– Это не простая молния. Полагаю, наш мальчик осваивает кое-какую энергию.
- Нам стоит заняться заклинанием вызова, - говорит мама.
- Я пойду, найду Томаса, - я встаю с дивана и тихо направляюсь наверх. На самом верху лестницы я слышу голос Кармел, доносящийся из одной из старых комнат для гостей.
- Не понимаю, что я здесь делаю, - говорит она, при этом голос ее дрожит, и в то же время в нем слышится некая колкость.
- Что ты имеешь в виду? – спрашивает Томас.
- Да ладно. Я же долбанная королева выпускного бала. Кас ведет себя словно Баффи - истребительница вампиров. Ты, твой дед и его мать вообще являетесь ведьмами, магами или что-то схожее с этим. А Анна…это Анна. Тогда я тут причем? Зачем влезла во все это?
- Не помнишь? – интересуется Томас. – Ты – голос разума. Ты подмечаешь детали, которые мы даже и не заметили бы.
- Да, и думаю, что собираюсь наложить на себя руки. Есть только я и моя алюминиевая бита.
- Нет. Не так. С тобой ничего плохого не случится, Кармел.
Голос становится тише. Я чувствую себя извращенцем-любителем-подслушивать, поэтому не собираюсь их прерывать. Мама и Морфан возятся со своими заклинаниями. Пусть лучше Томас ловит момент, пока есть такая возможность, поэтому я тихо поворачиваюсь и спускаюсь вниз.
Интересно, что случится после того, как все закончится? Если предположить, что все пройдет гладко, что будет дальше? Все ли вернется на свои места? Забудет ли Кармел время, полное авантюр, проведенное с нами? Будет ли она избегать Томаса и снова станет лидером школьного благотворительного центра? Она не поступит так с ним, ведь правда? Я имею в виду, что она просто сравнивает меня с Баффи – истребительницей вампиров. Именно сейчас у меня о ней не самое лестное мнение.
Когда я выхожу на крыльцо, поплотнее закутываясь в куртку, замечаю Анну, сидящую на перилах с одной ногой поджатой под себя. Она наблюдает за небом, и от вспышки освещается ее лицо, полное в равной степени благоговения и беспокойства.
- Странная погода, - говорит она.
- Морфан утверждает, что это не простая погода, - отвечаю я, и на ее лице, как мне кажется, пробегают разные выражения, сменяющие друг друга.
- Ты выглядишь чуть лучше, - сообщает она.
- Спасибо, - не знаю почему, но я чувствую себя смущенным. Хотя, думаю, сейчас для этого не подходящее время. Я подхожу к ней и обнимаю за талию.
Ее тело не отдает теплом. Когда я зарываюсь носом в ее темные волосы, не чувствую никакого запаха. Но я выяснил, что могу прикасаться к ней, и, по какой-то причине, она может то же самое сказать обо мне.
Затем я улавливаю запах чего-то острого. Мы обращаемся в чувства. Кажется, он источается из одной верхней спальни в виде тонких усиков ароматного дыма, настолько густого, что ветер не в силах развеять его, но вместо того, чтобы и дальше распространять свои эфирные пальчики, оно останавливается. Начался вызов заклинания.
- Ты готова? – спрашиваю я.
- И да, и нет, - мягко сознается она. – Разве это то, о чем они говорили?
- Да, - я выдыхаю ей в шею. – Так и договаривались ранее.
***
- Откуда мне начинать?
- На таком участке тела, чтобы это выглядело как смертельная рана.
- А если порезать в пределах запястья? Классический случай.
Анна сидит посредине комнаты. Перед тем, как у меня начинает барахлить зрение, я успеваю заметить внутреннюю сторону ее бледной руки. Мы оба нервничаем, и даже предложения, доносящиеся с верхнего этажа, не помогают.
- Я не хочу делать тебе больно, - шепчу я.
- Ты не сможешь. Правда.
На дворе теперь царит настоящая темнота, и сухая электрическая буря, надвигающаяся с холма, все ближе подступает к нашему дому. С лезвием, как правило, я обычно чувствую себя уверенно и надежно, но сейчас, когда провожу им по руке Анны, меня буквально трясет и бьет мелкая дрожь. От пореза появляется тонкая линия ее черной крови, она огибает запястье и жирными каплями стекает на пыльные половицы.
Боль в голове становится невыносимой. Я стараюсь не двигаться. Когда мы оба сосредотачиваемся на участке скопления крови, то начинаем ощущать оживление в воздухе, некую нематериальную силу, опускающуюся на наши руки и шеи, отчего резко поднимаемся.
- Он приближается, - говорю я достаточно громко, чтобы они услышали меня, находясь на втором этаже и наблюдая наш ритуал через перила.
- Мам, отправляйся в одну из дальних комнат. Ты сделала все, что смогла, - она не желает подчиняться моим словам, но без лишних слов идет, даже если на ее языке и вертятся слова беспокойства и поддержки.
- Мне становится нехорошо, - шепчет Анна. – Оно давит на меня, как и в тот раз. Ты слишком глубоко порезал?
Я беру ее за руку.
– Не думаю. Я не знаю.
Кровь течет, не останавливаясь, на что мы и рассчитывали. Как с таким количеством крови чувствует себя мертвая девушка?
- Кас, - говорит Кармел. В голосе слышится тревога. Но я смотрю не на нее, а на дверь. Через порог простилается туман, просачиваясь через трещины, и двигается, словно змея-ищейка. Не знаю, чего я собственно ожидал, но уж точно не такого шоу. Почему-то мне казалось, что он сорвет дверь с петель и предстанет перед нами темным силуэтом на фоне лунного света в виде очумелого безглазого фантома.
Туман окольцовывает нас. Несмотря на нашу прославленную «rope-a-dope», мы падаем на колени, истощенные и пораженные. Причем Анна действительно выглядит теперь мертвее мертвого. Этот план обернулся нам боком. А затем туман уплотняется, и перед нами появляется Чародей, пристально вглядываясь сквозь нас своими сшитыми стежкой глазами.
Мне не нравится, что он не видит. Пустые глазницы, мутные глазные яблоки или глаза, которых нет на своем месте – все это я ненавижу. Данный факт выводит меня из себя и одновременно разочаровывает. Наверху я слышу, как начинают читать песнопение, но чародей просто улыбается.
- Пойте, сколько вам заблагорассудится, - говорит он, - но я заберу то, зачем пришел.