Все перепуталось. Прославился Художественнообщедоступный театр: возглавляют его купеческий сын Алексеев, по сцене Станиславский, и литератор Немирович-Даиченко.
Но все циклоны и водовороты событий благополучно минуют балетный театр.
Здесь никто не принял всерьез «Клоринду»; Этот балет только что, в 1899 году, поставил для школы рядовой танцовщик, учитель средних классов Александр Горский.
Здесь никому не интересно, почему бегает по музеям, учится играть на народных инструментах, рисует, запоем читает танцовщик Фокин. Он прошлой весной кончил школу, получает сольные места. Другой бы доволен был, этот же все что-то ищет...
А. Павлова — ученица Петербургского театрального училища
А. Павлова и М. Фокин — серенада «Арлекинада». Мариинский театр
А. Павлова — Флора, М. Фокин — Аполлон «гПробуждение Флоры» Мариинский театр
Принцесса Флорина «Спящая красавица». Мариинский театр
Снег «Камарго». Мариинский театр
А. Павлова и М. Фокин «Камарго». Мариинский театр
Аспиччия «Дочь фараона» Мариинский театр
А. Павлова и Г Кякигт — pas de deux «Наяда и рыбак». Мариинский театр
А выпускной спектакль Павловой газетами не отмечен. О нем вспомнят потом, задним числом.
«В один из вечеров нашей бледной и вялой северной весны, когда периодически, через каждые пять минут, льет дождь и проясняется небо, когда холод и грязь одолевают петербуржца, — я попал в уютный уголок, в светлое, теплое и зеленое царство дриад».
Так описанием выпускного вечера Павловой начал очерк о ней известный балетный критик Валериан Светлов, горячий сторонник Петипа, что не помешало ему стать потом еще более пылким сторонником Павловой, Фокина и сурово иной раз выговаривать, скажем, Кшесинской за ее художественную консервативность, нечуткость к новому. Очерк о Павловой вошел в книгу Светлова «Терпсихора», изданную в 1906 году.
Спектакль состоялся 11 апреля 1899 года.
Гердт скомпоновал «балет-картинку» на сборную музыку Пуни и назвал ее «Мнимые дриады». Вполне старомодный опус в духе балетных комедий о «нечаянной любви», где вельможи и простолюдины процветают в завидном единстве.
«Был на сцене молодой граф с своим другом студентом,— вспоминал Светлов,— был старый дворецкий с своей молоденькой, юной дочерью была баронесса, ее подруги, ее воспитательница, крестьяне и крестьянки, которых прежде звали в балете пейзанами и пейзанками. Словом, самый обыкновенный ученический спектакль».
Действительно, обыкновенный. Незамысловатая интрига занимала ничтожное место, а после «мнимые дриады» — и баронесса, и дочь дворецкого, и все их знатные и незнатные подруги — соревновались в танцах, увлекая за собой графа, студента и молодого крестьянина. Танцы исполнялись на музыку из разных балетов. Тут Гердт ничего не сочинял. Важно было показать, что ученицам по плечу расхожий репертуар. Идиллическое зрелище завершилось общим галопом и вальсом.
«В первых рядах сидело жюри и ставило баллы дриадам». Scene de coquetterie, первая танцевальная сцена в «Мнимых дриадах», отозвалась в этих рядах словно легкая рябь в застоявшемся пруду. Головы склонялись одна к другой, экзаменаторы, перегибаясь через соседей, перешептывались, улыбались:
— Вот вам и лирическая танцовщица. Да у нее способности демихарактерного порядка.
Позади, в зале, шуршали афишками, разбирая:
«Дворецкий графа — в-к Иванов И.
Его дочь — в-ца Павлова».
Сияли огни рампы, нарисованная листва отбросила сквозную тень и зазвучала птичьим гомоном, неподвижный ручей заплескался с камня на камень. Такими увидела, услышала, почувствовала их «дочь дворецкого» и заставила поверить себе весь зал.
«Мимика ртой девочки в сцене с крестьянином была уже выразительна, и уже чувствовалось в ней что-то свое, а не затверженное, ученическое».