Но роль, решившая в детстве судьбу, не захватила, как роли Жирели и Никин, как танец Лебедя и Сильфиды.
В этой роли все было ровно и гладко: прекрасное утверждало себя без борьбы.
Принцесса укололась веретеном: тридцать секунд драматического переживания. И снова покой: пусть принц отыщет, завоюет, разбудит... Трудные пассажи партии почти бесполетны. Петипа знал свое дело: танец Авроры расцветает, охорашиваясь, нежась в лучах влюбленных взглядов ее подданных. Ни стремлений, ни порывов... Покой. ..
Светлов назавтра сказал:
— Мне сдается, партия, выражаясь оперным языком, вам не по голосу, Тесситура не та. В ртом, понятно, нет обидного для вашего таланта. Но стоит ли дальше тратить силы на Аврору?
Ему легко так говорить! А на что же еще тратить силы? Ведь им конца не видно, хотя уже завершается первое десятилетие в театре и танцует она большой, по понятиям казенной сцены, репертуар. Нельзя же забрать все, что стоит на афише!
И ни с кем не поделишься беспокойством, что день за днем все настойчивее бередит душу.
Любая из балетных кояфиданток заявила бы:
— Вот дура, нахалка, ей все в руки плывет, а она еще недовольна. Птичьего молока не хватает. ..
И была бы права. Но что же делать, если репертуар не дает удовлетворения, если кажется тесным и весь голубой-золотой-хрустальный зал Мариинского театра с примелькавшимися «восковыми фигурами» балетоманов, со всей этой расфранченной публикой, словно бы имеющей на нее какое-то вечное право. Для большинства из них хороша и Матильда. А тех, что по-настоящему понимают и ценят ее, она же не бросит навсегда. ..
Когда окончательно определилась рта мысль? Точно не установишь.
Может быть, после первых триумфов 1908 года в Финляндии, Дании, Швеции, Германии. С разнообразными зрителями, с меняющимися залами. Тогда возвратилась — и такой чопорно-скучной показалась петербургская публика.
Может быть, после участия в дягилевской антрепризе, когда сразу несколько импрессарио предложили ей свей услуги.
Может быть, после того как, более года не получая новых ролей, она исполнила 11 октября 1909 года роль Низии в старинном «Царе Кандавле», опять особой радости не испытав.
— Что же мне делать, если теперь не ставят, как прежде, новых балетов? .. — жаловалась она петербургскому интервьюеру. — Разве я бы не была счастлива, если бы сочинили и поставили особый балет — для Павловой? ..
Но балетов для Павловой не ставили и в дягилевской антрепризе. И она продолжала жалобы.
— В Париже русское искусство подавали, как и русские кушанья, по обычаю, слишком роскошно, слишком уж сытно... Взяли все, что было лучшего во всех областях, и преподнесли сразу. Отдельные исполнители потерялись... Да я и не танцевала там того, чем создала себе имя... Просила Дягилева поставить «Жизель» — без всяких затей и без роскошных декораций... Он побоялся...
Да, скорее всего, мысль об отъезде как раз и возникла в 1910 году, когда, отказавшись от безмятежно статичной роли Жар-птицы в новой программе русского балета для Парижа и рассердив тем Дягилева, она с Мордкиным уехала в Лондон — танцевать свое.
«Павловой предшествовала ее слава, но на этот рад слава оказалась ниже правды, — писала английская газета «Daily Telegraph».— Редко можно видеть танцы, столь чарующие и опьяняющие, еще реже — танцы, соединенные с такими совершенными жестами и мимикой... Она танцевала под музыку «Valse caprice» Рубинштейна в легком газовом костюме, переливавшем разными тонами. Танец ее был настоящий дух весны, весь дышащий и трепещущий; каждый шаг, каждый жест были полны радости, каждый взгляд сияющих глаз полон гармонии, все дышало чистым благоуханием весны. Весь танец был столь же очарователен, как совершенное лирическое произведение в его веселой непосредственности и чистой красоте деталей».
«Daily Graphic»: «Теперь, когда мы присутствуем при несомненном возрождении танца, никто не может быть более желанной гостьей на лондонской сцене, чем Анна Павлова, знаменитая русская танцовщица... Это удивительнейшая артистка, и танцы ее — норма, их надо видеть, чтобы поверить в них».
«Daily mail»: «Знаменитая русская танцовщица дебютировала вчера в Паласе, и слово триумф было бы слабым выражением ее успеха».
«Pall-mall Gazette»: «Павлова завоевала .лондонскую публику своим искусством и грацией. Мы не помним танцовщицы этого стиля, показавшей такую дивную грацию формы... У Павловой ноги так же прекрасны, как у Тальони на портрете Шалона».
Он зажгла своим искусством холодных англичан, и матери приводили к ней дочерей — испытать способности к танцам.