— Где ты пропадал все это время? — спросила она.
— После похорон я почувствовал себя лишним. Тебя надо было оставить наедине с отцом и твоим горем, поэтому я на неделю перебрался к товарищам...
— Мог бы оставить мне записку!
— Я думал, что ты и так поймешь...
Зазвонил телефон. За перегородкой раздался треск пишущих машинок. Мадемуазель Моиз, секретарша господина Куртуа, появилась в коридоре, улыбнулась Анне и исчезла в дверях соседнего кабинета. Одна из машинисток вышла из туалета, оправляя юбку. Безразличный ко всему окружающему, Лоран смотрел на Анну с жадной нежностью.
— Я не могу сейчас говорить с тобой, — сказала она. — Можешь подождать меня в «Старине Жорже»? Я буду там через четверть часа.
— Хорошо, Анна.
Она хотела уйти, но он удержал ее за руку.
— Ты действительно хочешь меня видеть? — спросил он.
— Ну конечно же!
— Тогда можешь не спешить. Я буду ждать тебя, если понадобится, хоть целый день!
Она убежала к себе, где ее ждал господин Ферроне среди своих фотографий. Унесясь далеко мыслью, она с трудом вспомнила, о чем шла речь. Думала лишь о том, как бы скорее закончить разговор, и теперь уже готова была уступить по всем пунктам. Она не сразу находила нужные слова, невпопад улыбалась, то и дело поглядывала на часы. Наконец, скрепя сердце, господин Ферроне согласился отказаться от дюжины фотографий-дубликатов. Едва он вышел из кабинета, как она крикнула Каролюсу: «Я исчезну на четверть часа!» И умчалась.
Лоран сидел перед маленькой бутылочкой газированной минеральной воды — длинные волосы, квадратная челюсть, грустный взгляд. Прижавшись к нему, она позволила его мягкой теплой ладони прочно завладеть ее рукой. Он сжимал ей пальцы и говорил тихо, приблизив свое лицо к самому ее лицу. Он столько думал о ней все это время! Как она перенесла возвращение после похорон в опустевший дом? Как отец?
— Он показался мне таким несчастным в церкви! — сказал он.
Она была до того взволнована, что не могла даже ответить ему. Какой внешне грубый, а в действительности — какой чуткий! Каждая его фраза подтверждала необычайную широту души.
— А сегодня ночью ты придешь ко мне? — наконец спросил он.
Она была настолько захвачена нежностью, что этот внезапный откровенный вопрос, ставивший точки над «i», подействовал на нее как ушат холодной воды. Ей-то хотелось лишь одного: говорить с ним, отогреваться в его присутствии.
— Послушай, Лоран... — неуверенно начала она.
Он прервал ее:
— Как? Ты не хочешь?
— Нет, хочу, — ответила она.
И внезапно лицо Лорана расплылось переднею, как отражение в воде. Она поднесла руку к губам, раздосадованная этими нелепыми слезами, глубоко вздохнула и добавила:
— А теперь мне пора назад, на работу!
Сидя в гостиной перед телевизором, Анна вышивала и слушала концерт. Исполняли скерцо из октета Шуберта. Мрачный, как всегда в последнее время, Пьер отказался составить ей компанию. Он читал у себя в спальне. Однако музыка, наверно, мешала ему. Скоро ли он ляжет спать? Пока он не заснет, Анна не может уйти из квартиры. А там, наверху, Лоран уже ждет ее. До чего же он был мил в бистро! Это лицо, исполненное нетерпения, прерывистое дыхание, манера подносить стакан к губам... На экране крупным планом показали скрипача со скрипкой, вдавленной в щеку. Мелодия текла с прозрачной веселостью каскада. Пьер вошел в гостиную, постоял, насупившись, прослушал несколько тактов скерцо и вышел, не произнеся ни слова. Через десять минут он вернулся, якобы за газетой, и задержался до конца пьесы. Когда оркестр начал играть один из шести дивертисментов Моцарта, он сел на диван. Анна спиной чувствовала его присутствие — оно тяготило и раздражало ее. Затем стали передавать последние известия, и Пьер остался слушать. Впервые после смерти жены он смотрел телевизионную передачу. Анна взглянула на него. Он был в халате с кашмирским узором, надетом поверх полосатой пижамы. Напряженное лицо отражало тяжелую внутреннюю борьбу. Когда передача закончилась, он поцеловал Анну и спросил, скоро ли она собирается ложиться.
— Я еще немного посижу, — сказала она.
— Хороший был концерт!
— Очень.
— Наверно, мне не следовало слушать его...
— Да что ты, папа!
Наконец, он ушел к себе. Он уже не жаловался, что его осаждают там воспоминания. Анна вздохнула. Какой внезапный перелом произошел в. ее жизни! При мысли о том, что она может теперь свободно распоряжаться своим временем, у нее даже появлялось нечто вроде головокружения. Не надо больше делать уколов, подавать судно, готовить сандвичи, говорить душеспасительную ложь в присутствии дорогого существа, уже находящегося в полузабытьи... Она может и должна заниматься теперь собой. А собой — это значило Лораном. Лораном, который нетерпеливо ждал ее, который надеялся получить от нее больше, чем она могла дать. Сидя в кресле перед выключенным телевизором, с вышиванием на коленях, она вдруг почувствовала, что у нее нет сил. Она уже почти жалела, что согласилась на это свидание, где ей придется притворяться. Так она просидела еще с полчаса. Затем, убедившись, что отец спит, накинула пальто, тихонько вышла и стремглав помчалась вверх по лестнице.
Дверь в его комнату была приоткрыта. Лоран сидел на кровати и чинил рефлектор, детали которого валялись вокруг него на полу.
— Вот уже час, как я вожусь с этой гадостью! — сказал он. — Должно быть, перегорело сопротивление. Он прекрасно работал и вдруг — на тебе!...
Не выпуская из рук перочинного ножика с отломанным концом, служившего ему отверткой, он потянулся к Анне и легонько поцеловал ее в щеку. Она опустилась на стул напротив него. Анну забавляло то, что он так ее встретил. Вот уж этого она никак не ожидала!.. А Лоран, прикусив губу, продолжал работать. Поглядывая из-под свесившейся на глаза пряди волос, он собирал рефлектор винтик за винтиком.
— Дай мне маленькую гайку, вот эту... Спасибо... А проволока-то еле дышит!.. Ну и материал!
В комнате стоял ледяной холод. Анна почувствовала озноб и поплотнее запахнула полы пальто.
— Тебе холодно? — проговорил он. — Черт знает что! Комната столько времени не обогревается!..
На столе Анна заметила жирную бумагу с остатками ветчины и яичной скорлупой. Это он ужинал. Лоран был в толстом шерстяном свитере темно-зеленого цвета. Изо рта его шел пар.
— На этот раз заработает! — объявил он.
Он опустился на корточки и включил аппарат. Никакого эффекта. Он встал. Свесил руки и с комическим отчаянием посмотрел на Анну.
— Что теперь будем делать? — пробурчал он.
— Здесь оставаться нельзя, — сказала она. — Слишком холодно. Пошли!
Она столь внезапно приняла это решение, что даже сама удивилась. И потянула Лорана на лестницу. Он постоял в кухне, пока она на цыпочках пробиралась вглубь квартиры. Мирный храп отца за дверью успокоил ее. Тогда она вернулась, взяла Лорана за руку и повела по темному коридору к себе в комнату. Поворот ключа — и она уже была в его объятиях.
— Я люблю тебя! — сказал он. — Я просто болен тобой! Скорее!
И он прильнул к ее рту. По всему ее телу побежали магнетические волны. Это длилось лишь миг, потом он оторвался от нее и стал раздеваться. Она развязала шарф и набросила его на лампу у изголовья, чтобы приглушить свет. И тогда начала раздеваться. Она делала это медленно. Не спуская с него глаз. Он с какой-то яростью срывал с себя в полумраке одежду, как если бы свитер, брюки, обувь, носки были для него лишь обузой, данью условностям, и он спешил поскорее от них отделаться, чтобы появиться, наконец, в своем первозданном виде. Трусы пролетели по комнате белой птицей и упали на комод. Перед Анной, широко расставив ноги, раскрыв ей навстречу руки, стоял во всем своем бесстыдном великолепии обнаженный мужчина — самец. И она, словно зачарованная, смотрела, как он шагнул к ней, этот нежный убийца. Как не вяжутся его по-девичьи длинные волосы с напружинившимся, мускулистым телом! Чего бояться этой встречи, когда все ее естество алчет ласки? Еще секунда — и тела их слились. Счастье пронзило ее с такой силой, словно током ударило, — она еле удержалась от крика. Он отнес ее на постель. Она прикрыла глаза, а его влажные мясистые губы покрывали поцелуями ее плечи, грудь, живот, бедра. Все тело ее трепетало от наслаждения. Она взяла в ладони голову Лорана, притянула ее к губам, покрыла поцелуями это скуластое лицо, зарылась носом в густую шевелюру. В этой игре, от которой порой у нее перехватывало дыхание, она чувствовала себя одновременно и побежденной и победительницей. Жизнь кипела в ней как никогда — с привкусом пота и крови. Словно то, что она столько времени жила рядом со смертью, до предела обострило в ней вкус к наслаждению. Лоран уже придавил ей ноги — еще секунда, и он овладеет ею. В этот момент она услышала шаги в коридоре. Отец!.. С каких пор у нее появился отец? Над ней — глаза Лорана. Обеспокоенный, вопрошающий взгляд. Длинные волосы, ниспадающие вдоль лица. Лоран затаил дыхание. Она улыбнулась ему. Пусть отец входит в комнату — она не сдвинется с места. Не выпустит Лорана из объятий. Хлопнула дверца холодильника. Шаги удалились. В воцарившейся тишине Лоран улыбнулся ей. Лицо его исказила жестокая гримаса желания. И всей своей тяжестью, всей своей силой он обрушился на нее. Но бешеную сарабанду их тел повела она и, следуя велению плоти, то замедляла, то ускоряла темп, пока все не исчезло в вихре взрыва.