— Это ужасно — то, что вы сейчас делаете, мадам, — сказала она. — Между вашим отцом и мной не было ничего плохого, ничего позорного. Мы оба уважаем память вашей матери. Мы встретились с ним в таких обстоятельствах, что между нами возникла глубокая, спокойная привязанность. Я не только питаю нежные чувства к вашему отцу — я так нуждаюсь в его помощи. А он в книжном магазине нашел для себя интересное занятие, обрел вкус к жизни. Все это вы разрушили. Во что вы его превратите? В жалкую развалину! Я смотрю на него и с трудом узнаю, хотя мы всего несколько дней не виделись! Он же рта не смеет раскрыть! Какая вы злая женщина!..
Но ни одно из этих слов, произнесенных прерывающимся голосом, не подействовало на Анну. Уверенная в своей силе и правоте, она дала противнице возможность выговориться — пусть сотрясает воздух. Ее это не трогало. Пьер же при каждой фразе Элен Редан вздрагивал. Он был сражен, подбородок у него дрожал, и, глотая слезы, он вдруг простонал:
— Уходите, Элен, уходите, умоляю вас...
— Хорошо, Пьер, — сказала Элен Редан, внезапно успокоившись. — Я ухожу. Я не хочу усугублять ваших страданий.
Анна не могла не признать в глубине души, что Элен Редан с достоинством приняла свое поражение. «Сильная женщина. Он стал бы тряпкой в ее руках».
Но непрошенная гостья уже шла к выходу. Анна проводила ее до дверей. На пороге Элен Редан задержалась, лицо ее сморщилось. Затем она повернулась и стала быстро спускаться по лестнице.
Анна закрыла дверь и прислонилась к стене прихожей. Эта встреча взволновала ее больше, чем она могла предположить. Она вышла из борьбы победительницей, но колени у нее подгибались. Ее поразила тишина в доме. Отец ушел к себе. Она прошла на кухню — Луиза занималась подсчетом расходов в хозяйственной книге.
— Не угодно ли вам проверить, мадемуазель...
— Я проверю завтра, Луиза, — сказала Анна. — Вы можете идти.
Она налила два бокала сухого вина и направилась в комнату отца. Он сидел в кресле, склонив на грудь голову.
Глаза у него были влажные. Взгляд тупой, свинцовый. Он прерывисто дышал, точно прислушиваясь к пульсирующей боли.
— Хватит, папа, — сказала она. — Пошли!
— Куда?
— В гостиную. Выпьем вместе.
— Нет, оставь меня, Анна.
— Пойдем сейчас же!
Он встал, последовал за ней, взял протянутый ему бокал.
— Ну пей же! — сказала она.
Они чокнулись. Стоя возле нее, Пьер пил и плакал. И после каждого глотка всхлипывал. Когда он допил вино, она сходила за бутылкой и налила ему еще.
После ужина Пьер, молчаливый и мрачный, удалился к себе, Анна же присела в гостиной за маленький письменный столик в стиле Людовика XVI, чтобы просмотреть бумаги, которые ей дал господин Куртуа. Лоран, лежа на диване, играл с бахромой абажура. Всякий раз, как Анна поднимала от бумаг глаза, она видела его за этим бессмысленным занятием. Спустя некоторое время она так увлеклась работой, что перестала им интересоваться. Она листала бумаги, делая выписки для доклада, который она продиктует завтра...
— У тебя еще надолго? — спросил Лоран.
— Да, — сказала она. — А ты чем занят?
— Смотрю на тебя и жду.
— Ты только и делаешь, что ждешь. В будущий понедельник я уезжаю в Болонью.
Он разом сел на диване.
— Что?
— Да, Лоран.
— А что тебе там понадобилось?
— Там будет Международная ярмарка книги для молодежи. У нашего издательства там свой стенд. Раз я теперь вместо мадемуазель Бурьез, патрон предложил мне...
— И ты согласилась? — перебил он.
— Ну конечно! Я не могла поступить иначе.
— На сколько же времени ты уедешь?
— Дней на пять.
— Но это невозможно!
— Почему?
— Ты не можешь меня оставить!
— Нет, могу, Лоран.
Он вскочил на ноги. Глаза его стали черными от бешенства.
— Ты едешь туда с Марком! — выкрикнул он.
— До чего же ты глуп! — проговорила она со вздохом. — Я еду с мосье Куртуа.
— Ну знаешь, в конце концов я предпочел бы, чтобы ты ехала с Марком! — сказал он с издевкой. — Так это хоть имело бы какой-то смысл! По крайней мере, я думал бы, что ты бросаешь меня ради удовольствия! А ты, оказывается, едешь из-за работы, из-за твоей паршивой работы!.. Она убивает тебя! Отравляет! Стоит твоему патрону свистнуть, и ты уже бежишь! И семенишь за ним! А меня спокойно бросаешь.
Он перевел дух, подумал немного, и вдруг лицо его совсем по-детски осветилось надеждой.
— А что, если мне поехать туда с тобой? — воскликнул он.
— Об этом не может быть и речи! — сказала Анна.
— Это тебе помешает?
— Очень.
Лоран нахмурился и, отчеканивая слова, подчеркивая их, произнес с насмешкой и ненавистью:
— Патрон будет недоволен? Мое присутствие унизит тебя в его глазах и испортит твою карьеру?
— Нет, Лоран, — ответила она. — Но пойми же, наконец. Не могу я таскать тебя всюду за собой, как кандалы!
— Что? Что? Повтори!..
Она зажала руками уши. Надоели ей эти крики. Словно у ног ее тявкала собачонка. Но он вдруг умолк. Взгляд его потух. Он, кажется, понял, что все возражения бесполезны. Он стоял перед ней, покачиваясь, лицо его разгладилось и стало невыразительным, как блин. После долгого молчания он проговорил:
— Если ты поедешь туда, Анна, ты меня больше не увидишь!
Она пожала плечами. Он повернулся на каблуках и вышел из комнаты.
Анна усердно, с удовольствием поработала еще около часу, стремясь навести порядок хотя бы в бумагах, если не в своей жизни. Затем в ней шевельнулась совесть, и она пошла в спальню. Лорана там не было. Он решил показать свой нрав и удалился в комнатушку в дальнем конце коридора. Она обнаружила его там — он спал, свесив с постели голову. Рядом лежали таблетки. Слишком часто он их принимает. Она забрала коробочку. Почему ей всегда приходится о ком-то заботиться, ухаживать, давать советы, наставлять, — а кто пытается помочь ей? Почему бы ей в таком случае не сложить оружие? Ах, если бы кто-нибудь взял ее за руку и повел за собой! С какою радостью она забыла бы о своем пресловутом сильном характере! Но окружающие вынуждают ее быть вечно на страже.
Она долго стояла и глядела на распростертое перед нею полуголое тело, дышавшее в одном ритме с нею. Затем, поправив одеяло, она вышла на цыпочках из комнаты, вернулась к себе в спальню и легла, радуясь тому, что вдруг оказалась одна.
Иллюминатор заволокло плотным облаком. Анна сидела, откинувшись на спинку кресла, и ей казалось, что, оторвавшись от земли, она как бы оторвалась от реальной жизни. Здесь все было ненастоящим: и воздух, которым она дышала, и даже она сама. Вырванная из привычной жизни, заброшенная в неведомое пространство, она словно перечеркнула все то, что до сих пор составляло смысл ее жизни. Рядом с ней господин Куртуа листал журнал. Она вдруг ощутила нелепость этого соседства на высоте в несколько тысяч метров с человеком, который ничего для нее не значил, тогда как Лоран изнывал от скуки и злости в покинутой ею спальне. Он так и не простил ей отъезда. Ночью он был с ней груб, словно хотел отомстить ей за то, что она вызывала в нем желание. В конечном счете Лорана интересовало только одно — физическое наслаждение. Он не способен был ни на что, кроме ревности и жажды обладания. Для него все сводилось к потребности любить и ласкать женщину. И сегодня утром он умолял Анну позвонить ему сразу по приезде в Болонью. Детские глупости. Не станет она ему потакать. Надо приучить его обходиться время от времени без нее. Иначе, если уж слишком себя связать, жизнь станет просто невыносимой. Господин Куртуа положил журнал, открыл портфель и извлек оттуда пачку листков с машинописным текстом.