«Анна, жизнь моя, я любил тебя как ненормальный... Я готов был уничтожить весь мир, чтобы остаться с тобой вдвоем, но мир уничтожил меня... Я не хочу быть для тебя кандалами, как ты выразилась... Я не создан для этого мира, в котором ты чувствуешь себя так хорошо... Прости меня, Анна... Прощай...»
Слезы застлали глаза Анны. Она уронила листок на пол. Солнечный луч упал на пыльное окно мансарды. А Лоран был мертв. Уже три дня как мертв. Нет, он умер в тот день, когда столкнулся с ней. Она всегда знала, что их любовь так кончится. Он предупреждал ее об этом сотни раз. Она ему не верила. Сидя на корточках, она почувствовала сладковатый запах тления. Мертвец вовлекал ее в свой мир холода и молчания. Она вступала с ним в вечность.
В коридоре послышались шаги. Она доползла до двери, оставшейся полуоткрытой, протянула руку и захлопнула ее.
— Да кушай же, папа!
Он качнул рукой над полной тарелкой в знак отказа. Анна приготовила ему макароны, запеченные с сыром, которые обычно он ел с удовольствием. Она просто не знала, что придумать, чтобы пробудить в нем аппетит и вывести из сонного состояния. За три месяца он постарел на пятнадцать лет. Шея стала тощей, волосы совсем побелели, брился он теперь неохотно, и ей приходилось ссориться с ним, чтобы он принял ванну. За весь день из него едва удавалось вытянуть два-три слова, а когда он открывал газету, ей казалось, что он не столько читает, сколько хочет спрятаться за страницами. Обеспокоенная, она вызвала доктора Морэна. Он обещал зайти к семи часам вечера. Но вот уже пробило половину девятого, а он все не появлялся, и она решила сесть за стол, не дожидаясь его. Пьер поднес бокал с вином ко рту. Розоватая струйка потекла по подбородку. Теперь у него такое бывало. Анна хотела сделать ему выговор, но сдержалась.
— Папа, — сказала она только, — поаккуратнее!
Он поставил бокал и вытер рот салфеткой. Раздался звонок. Анна поспешила к дверям. Доктор Морэн. Она быстро объяснила ему шепотом в прихожей, что обеспокоена апатией и потерей аппетита у отца. Врач выслушал ее внимательно, затем с веселым видом вошел в столовую, еде его пациент безучастно сидел над полной тарелкой. Анна проводила их в спальню, а сама села на стул в гостиной и, выпрямившись, стала ждать. Она очень устала за день работы в Пантене. Все приходилось делать через силу. Ее не радовали даже новые обязанности в отделе рекламы. Она была недовольна своей секретаршей — ставленницей мадемуазель Бурьез. Все, чем она занималась, казалось ей сейчас никому не нужным. Ураган пронесся, и воцарилось мертвое спокойствие. Все стало ей безразлично. Работоспособность упала, чутье притупилось. Жизнь текла без всяких перемен. Из участницы она превратилась в зрительницу. Извещенные телеграммой родители Лорана приехали в Париж и увезли с собой в Экс-ан-Прованс гроб в огромном похоронном фургоне. А затем все вошло в обычную колею. Внезапно Анна . подумала о матери. Была ли она права, сделав ей тот укол? Сколько бы еще прожила Мили без ее вмешательства? Спинка стула вдавилась ей в спину. Она напряженно вглядывалась в пустоту, пока не почувствовала рези в глазах.
Доктор Морэн вышел из спальни. Анна поднялась и направилась к нему.
— Что скажете, доктор?
Занятая собственными мыслями, она лишь смутно слышала его: депрессивный синдром, потеря интереса к духовной жизни. Врач рекомендовал лекарства, стимулирующие обмен веществ и поднимающие настроение. Пациент требует постоянного наблюдения. Возможно, следовало бы переменить обстановку.
— Не перенес ли он в последнее время какого-нибудь потрясения? — спросил врач.
— Нет, — ответила Анна. — Ничего с тех пор, как умерла моя мать.
Примечания