Павел еще не вполне узнал эту девушку, не был уверен в ней. Не ошибся ли он, так обласкав ее отца, приблизив ее семью к себе? Надо было проверить впечатления, полученные тогда на балу и затем вчера, во время чаепития, так некстати прерванного его супругой. Поэтому он и затеял эту прогулку, чтобы наедине, свободно меняя темы, узнать ее мысли.
— Но ведь вы не хотите, ваше величество, построить деревья, словно солдат на плацу? — сказала в ответ Анна. — Я вижу, что вы сохранили естественное расположение кустов и дерев, они стоят редко, но свободно, не теснятся, не мешают друг дружке. Да, ваш парк стал красивей, чем обычный лес, и это мне нравится.
— Ага, значит, вам нравится английский стиль парка, как и моему архитектору, — усмехнулся Павел. — Признаться, я бы предпочел более порядка и стройности, как в Версале. Но он убедил меня, и я согласился, пусть будет так. Главное — чтобы сохранялся надзор и чтобы скульптуры и здания впечатлевали в природу мысль, которой она лишена. Ведь человек, как Божье творение, всюду должен вносить отпечаток своей данной от Господа души.
— Ах, вот с этим я полностью согласна! — воскликнула Анна.
— Ну, вот, наконец нашлось что-то, в чем вы согласились со своим государем! Да не смущайтесь так — ведь я шучу! Впрочем, нет — смущайтесь, вам это выражение очень идет.
Анна не нашлась что ответить, да ее царственный спутник и не требовал ответа. Они миновали еще две развилки, каждый раз Павел уверенно поворачивал в нужную ему сторону. Было ясно, что он отлично знаком с расположением парковых дорожек и знает, куда идти.
Впереди блеснула вода, на людей пахнуло речной сыростью. Они вышли на берег Славянки, где стояло небольшое круглое здание с куполом, по виду немного напоминавшее церковь.
— Вот мой Храм Дружбы, — гордо заявил Павел, указывая на здание. — Давайте к нему подойдем. И позвольте подать вам руку — здесь, на лугу, нет дорожки, вы можете поскользнуться.
Она подала руку и ощутила прикосновение его маленькой холодной ладони. Рука императора не производила впечатления надежной опоры, впрочем, она помогла Анне идти по траве и правда довольно скользкой.
Они подошли к желтой стене здания. Вблизи Анна ощутила, насколько оно гармоничное, соразмерное человеку. Ей стало интересно, что же находится внутри. Они двинулись вдоль стены, огибая здание. Она все ждала, когда же появится вход, но так и не дождалась: они вернулись в то же место, откуда начали свой обход.
— Что это значит, ваше величество? — спросила она. — В этом здании нет входа! Для чего же оно?
Павел взглянул на нее со странным выражением, затем произнес:
— Я же уже сказал: это Храм Дружбы. Видите ли, сударыня, я почитаю дружбу за величайшее из человеческих чувств.
— Неужели вы ставите ее даже выше любви?
— Да, представьте. Ведь любовь бывает корыстна, жадна и даже зла. Дружба же — никогда. Любящий может разлюбить, изменить и даже предать тебя. Друг же, если он настоящий, не предаст никогда.
И вновь Анна не нашлась что ответить. И правильно сделала, что промолчала: Павел оценил ее молчание как согласие с его словами, и после небольшой паузы вновь заговорил, уже тише:
— Я велел соорудить сей храм, дабы он напоминал мне о моей первой жене Наталье Алексеевне. Вы, верно, знаете, что я женат вторым браком.
— Да, я слышала, что ваша первая супруга скончалась при родах, — сказала Анна. — Но более о том я ничего не знаю.
— Да и откуда? Не только вы — почти никто из приближенных не знает, что случилось в ту ночь. Моя супруга была замечательной женщиной — умной, тонко чувствующей. Мы были с ней так дружны! Одно омрачало наш брак — в течение трех лет у нас не было детей. И вот наконец пришла долгожданная весть, что Наталья ждет ребенка. Все были этому рады. И только она сама была полна дурных предчувствий, часто плакала, боялась смерти. Я, как мог, старался ее утешить. Моя мать, императрица, тоже успокаивала Наталью. Ходят слухи, что моя мать была дурно расположена к моей жене, что они не ладили, и поэтому императрица была даже рада смерти невестки. Слушайте же: да, между ними не было согласия, как не было его и у меня с матерью. Но когда начались роды и стало ясно, что они проходят плохо, — императрица переживала это как собственную беду. Мы все наблюдали, как страдает Наталья, — и ничем не могли ей помочь. Это было ужасно! И вот, после этого… много позже, когда я стал государем, я велел соорудить этот храм. Он посвящен моей первой жене.