Он и теперь не знает, что застрял здесь. Похоже, никто из них не знает. В данный момент стопщик насвистывает и подскакивает на сиденье в такт несуществующей музыке. Наверное, он до сих пор слышит то, что играло в ту ночь, когда его убили.
Он очень славный. Идеальный попутчик. Но когда мы доберемся до моста, он сделается таким же злобным и уродливым, как все они. Согласно отчетам, его призрак, неоригинально помеченный как «Графство 12, Стопщик», убил уже минимум дюжину человек и ранил еще восьмерых. Но как-то не получается его винить: он так и не добрался до дома, не увидел свою девушку и теперь не хочет, чтобы и другие попали домой.
Мы миновали дорожный столб с отметкой 23 – до моста меньше двух минут. С тех пор как мы переехали сюда, я катался по этой дороге почти каждую ночь в надежде увидеть в свете моих фар его поднятый палец, но мне не везло. Пока я не сел за руль этой «Ралли спорт». До того я пол-лета провел на этом проклятом участке дороги, с тем же чертовым клинком, лежащим под бедром. Ненавижу, когда все вот так, словно на какой-то жутко бесконечной рыбалке. Но я не сдаюсь. В конечном итоге они всегда появляются.
Я позволил ноге слегка отпустить газ.
– Что-то не так, приятель? – спрашивает он.
Качаю головой:
– Просто это не моя машина, и у меня нет денег чинить ее, если ты решишь сковырнуть меня с моста.
Стопщик смеется, лишь чуть громче обычного:
– Похоже, ты нынче бухал или чего еще, парень. Может, тебе стоит просто высадить меня здесь?
Слишком поздно я соображаю, что не следовало так говорить. Я не могу его выпустить. Еще повезет, если он просто выйдет и исчезнет. Надо убить его, пока машина движется, или придется начинать все сначала, а я сомневаюсь, что мистер Дин с охотой отпустит свою машинку еще на несколько вечеров. Кроме того, через три дня мы уезжаем в Тандер-Бей.
Вдобавок царапает мысль, что я снова проделаю с беднягой то же самое. Но она мимолетна. Он уже мертв.
Стараюсь удерживать спидометр выше пятидесяти – слишком быстро, чтобы он всерьез подумывал выпрыгнуть, но с привидениями никогда не знаешь наверняка. Придется работать быстро.
И как раз когда я опускаю руку, чтобы вытащить из-под себя клинок, в поле зрения возникает освещенный луной силуэт моста. Словно по команде автостопщик хватается за руль и выворачивает его влево. Рву руль обратно и вдавливаю педаль тормоза в пол. Слышу яростный визг резины по асфальту и краем глаза замечаю, что лицо у пассажира пропало. Прощай, покладистый парнишка, прилизанные волосы и открытая улыбка. Остались просто маска из сгнившей кожи, пустые черные дыры на месте глаз да похожие на тусклые камни зубы. Кажется, будто он улыбается, но это просто оттого, что губы облезают.
Машина рыскает, пытаясь остановиться, но что-то у меня жизнь перед глазами не проносится. Да и что бы я увидел? Хоровод самых памятных из убитых призраков? Вместо этого я вижу серию быстрых упорядоченных снимков собственного мертвого тела: один с пробитой рулем грудной клеткой, другой без головы, а остальное свешивается из выбитого окна.
Откуда ни возьмись выпрыгивает дерево, целясь прямо в водительскую дверь. Даже выругаться некогда – только дернуть руль и втопить газ. Дерево остается позади. Чего я не хочу, так это въезжать на мост. Машина выписывает восьмерки, а он-то прямой. Узкий, деревянный и старый.
– Мертвым быть не так уж плохо, – делится автостопщик, вцепившись мне в руку в попытке оторвать меня от руля.
– А как насчет запаха? – шиплю я.
Во всей этой кутерьме я по-прежнему сжимаю рукоять ножа. Не спрашивайте почему. Кажется, что еще десять секунд – и кости у меня в запястье разойдутся. С сиденья меня стащили, так что я завис над рычагом переключения передач. Движением бедра перебрасываю машину на нейтраль (раньше надо было это сделать) и быстро выхватываю клинок.
И тут происходит нечто удивительное: лицо автостопщика вновь обрастает кожей, в глаза возвращается зеленый блеск. Это просто парнишка, и он таращится на мой нож. Я укрощаю автомобиль и жму на тормоза.
Резкая остановка заставляет его моргнуть. Он смотрит на меня.
– Я все лето работал за эти деньги, – негромко говорит он. – Моя девушка убьет меня, если я их потеряю.
Сердце у меня колотится от усилий, затраченных на борьбу за машину. Я не хочу ничего говорить. Хочу просто покончить с этим. Но вместо этого слышу собственный голос:
– Девушка простит тебя. Обещаю.
Нож, отцовский атам[5], легок в моей руке.
– Я не хочу опять, – шепчет автостопщик.
– Это последний раз, – заверяю я и рассекаю ему клинком горло, открывая зияющую черную щель.