Примерно также чувствовал себя и Эрих Вульф, за которым Хенрик специально послал в деревню, когда остальные гости мылись с дороги. «Председатель колхоза», хоть и стал близок с хозяевами замка, все же рамки не переступал и панибратствовать не смел. Теперь же мужчина сидел наравне с остальными, за ним ухаживали, его мнения спрашивали публично. Это льстило и было приятно. Эрих очень хотел порадовать господ хорошим урожаем, чтобы и следующий год односельчане жили по новым правилам. Сам Эрих видел в проекте будущее деревни, впервые за многие годы сплоченную и работающую не из-под палки.
Ванда подала гостям борщ с листьями свеклы и пампушками с чесноком, копченую рыбу, малосольные огурчики и остатки гречки с грибами. Салат из зелени с редисом, блины со сметаной шли в дополнение, как и голубцы – их, кроме Отто, никто не пробовал. На десерт женщины испекли большой песочный пирог с ягодами и творогом.
По совету Анны, генерал наливал шнапс в маленькие рюмочки, повышая градус и давая гостям оценить его по-нарастающей. С непривычки мужчины за столом быстро опьянели, и приходилось напоминать о необходимости закусывать, что, впрочем, исполнялось с удовольствием. Застолье традиционно закончилось просьбой генерала спеть, и Аня, наплевав на приличия, пустилась в пляс под «Хава Нагилу», доведя тем Осю Фридмана до слез.
-Фрау Анна, откуда вы знаете песню моей матери? Она – мое детство! У меня в семье, кроме матери, никто ее не поет. Вообще ее никто давно не поет…– Ося всхлипнул. – Простите, господа. Я родился в Пруссии, но все равно чужой. А песня – родная.. Спасибо, фрау, никогда бы не подумал, что кто-то еще может знать песни моего народа…
Анна Николаевна тоже расчувствовалась и затянула «Издалека долго течет река Волга..». Потом был «Мороз, мороз», «Отговорила роща золотая..» и другие, пока не устала. Мужчины сидели и благоговейно молчали, потом встали и выпили за ее здоровье, после чего медленно разошлись по комнатам, а Аня пошла на стену и долго плакала, вспоминая прошлую жизнь, детей, дом, подругу. ЕЕ никто не трогал. И выплакав тоску и хмель, попаданка тоже ушла спать.
***
Вайсы видели грустную Аню, но что тут можно было поделать? Они стали почти семьей, но время для полного единения еще не наступило. И наступит ли? Мужчины обозначили попаданку как часть семьи, воспринимая один–как дочь или племянницу, а второй–скорее как старшую сестру, хотя поначалу у Хенрика были иные мысли. Но характер и манеры иномирянки сводили на нет все матримональные чувства молодого человека, при чем, происходило это так естественно, что и обижаться не получалось. Анна просто стала им родной и близкой, но не женщиной в физиологическом контексте. Несмотря на прежнее место службы и некоторые особые знания, младший Вайс, а с ним и его отец где-то глубоко в душе не были уверены, что однажды Анна не исчезнет также таинственно, как и появилась. Наверно, именно это опасение и удерживало мужчин от окончательного принятия Воронцовой в своей жизни. Они ею пользовались, в этом у обоих не было сомнений, пусть даже и отдавая в этом себе отчет. Собственный цинизм коробил, но реальность и поведение гостьи из будущего, ничего не требующей и щедрой, снижало градус напряжения в этом вопросе. У них, по сути, было взаимовыгодное сотрудничество. Надолго или нет, можно было только догадываться, дара предвидения у Вайсов не имелось.
Анна Николаевна рассуждала примерно также. Прошедший год она провела, сумев убедить себя в том, что пребывает в длительном отпуске, пробует новые или забытые занятия, отдыхает от бесконечной работы и всего, что составляло ее будни в привычном мире. Про детей она почти сразу запретила себе думать и переживать, и довольно успешно держалась до сегодняшнего дня. Впрочем, тихая истерика помогла: со слезами пришло успокоение, и утром следующего дня Аня опять была собой – уравновешенной, дружелюбной и сдержанной гостьей замка Вайс в псевдо-Пруссии.
Глава 26
Ося Фридман с трудом дождался утра. Когда в замке стали усиливаться звуки наступающего дня–кудахтанье кур, возня слуг во дворе и коридорах, распространяющиеся запахи еды из кухни–ювелир поднялся с постели, привел себя в порядок и отправился на поиски хозяев с целью поговорить о делах. Жид стремился успеть раньше других получить аудиенцию, потому как задерживаться он не хотел не только по причине своей занятости, но и потому, что все-таки чувствовал себя не совсем комфортно в обществе гостей генерала, несмотря на оказанное внимание к своей особе.
Предприимчивому ювелиру повезло: почти сразу он наткнулся на вышедшую из комнаты фрау Анну, уверенно идущую вниз в сторону кухни. Ося догнал интересующую его женщину, поприветствовал, поблагодарил за вчерашнее пение и напросился на разговор.
- Уважаемый господин Фридман, вы шо, таки и не позавтракаете? – спародировала одесситов Аня. – А вот мне как раз-таки надо хоть кофейку глотнуть, уж прошу пардону!
Ося так смутился, что покраснел, чего с ним не бывало много лет. Воронцова пожалела мужчинку, легко рассмеялась, взяла мужчину под руку и предложила:
- Давайте все же поедим немного, а потом поговорим? Гости уже внизу, смотрите, Ванда стол накрывает. На голодный желудок обсуждать дела не стоит. Пойдемте.
Ювелир подчинился, и пара присоединилась к собравшимся за столом гостям. Гость с досадой констатировал, что был не первым в подъеме. Завтракали быстро, но с удовольствием: омлет, оладьи с ягодами и творогом, овсянка на любителя и кофе. Генерал заметил нетерпение ювелира и кивнул Анне, что, мол, дуй в кабинет, не отстанет. Хенрик по предложению Отто Шульца взялся показать гостям новые печи, потом-колхоз и коптильню, а Ося скоренько поднялся за Вайсом-старшим, отговорившись от экскурсии срочным отъездом и необходимостью разговора с генералом. Все остальные прониклись, тепло распрощались с ювелиром и отправились обозревать новинки.
Генерал, посмеиваясь про себя, уселся в кресло, а Ося и Аня расположились по краям стола на стульях. Вчерашние подарки были аккуратно сложены на скамье около окна- вечером их не рассматривали. Ювелир выбрал свои подношения и развернул на столе перед хозяевами.
- Гер генерал, фрау Анна, примите мои скромные дары. Если бы я знал, что ваш подопечный–дама, столь прекрасная, я бы приготовил более изящное кольцо – ввернул даритель.
- Да ладно тебе, Ося, не скромничай! А за маскарад прости, так было нужно. За подарок спасибо, редкой красоты вещица.
По правде сказать, Ання Николаевна так не считала, но у неё был иной взгляд на ювелирку этого времени, поэтому она просто улыбнулась и взяла в руки тяжеловатый, но довольно аккуратно исполненный золотой перстень с топазом, ограненным в виде прямоугольника: ровная поверхность и четыре боковых грани. Камень не пропускал свет, потому что изнутри лежал на металле.
Фридман жадно вглядывался в лицо женщины, ожидая ее вердикта. И она его вынесла, вместе с мозгами ювелира.
- Замечательная работа, мастер! Вы смогли огранить камень, поздравляю! Топаз прекрасен, но – Аня сделала паузу и виновато глянула на жида. – Могу я сказать? Он не играет! То есть, он не пропускает через себя свет, потому что лежит на золоте. Если ограненный камень вставить в оправу так, чтобы и изнутри он просматривался, и огранить его снизу конусом, он будет еще краше! Примерно вот так!
Воронцова взяла перо и бумагу и нарисовала проекцию граней наподобие четырехскатной крыши. Ювелир затаил дыхание, а потом резко вскинул на неё взгляд , в котором горел фанатичный огонь первооткрывателя. Схватив рисунок, Ося задрожал:
-Я понял! Я понял, что вы имеете в виду, фрау Анна! Это гениально! Я сразу попробую сделать это! Спасибо! Вы мой добрый ангел!
Фридман принялся целовать руки Воронцовой, смутив ее до крайности. Потом снова взялся за листок, забегал по кабинету, что-то бормоча себе под нос и совершенно выпав из собрания. Карл Вайс остановил ювелира.
-Ося, прекрати мельтешить! Сядь, у нас ведь есть еще тема, так ведь?
Фридман очнулся, сел, бережно сложив листок, выдохнул и достал еще одну коробочку. Там были перья, вставленные в деревянные ручки–как и объясняла когда-то попаданка. Хозяева взяли по одной, повертели, генерал обмакнул новинку в чернила, опробовал на бумаге и на долю возбужденного автора досталась искренняя похвала и восхищение. Ося выдохнул еще раз.