Аня мылась долго, но когда вышла, прибравшись за собой, как смогла, Ванда ждала ее у двери на двор, сидя на низеньком стульчике. Доставшийся гостье костюм (брюки и туника изо льна, халат и сабо) был великоват, и рукава пришлось подвернуть, но Анна была счастлива.
— Спасибо! — искренне поблагодарила она Ванду на местном. — Это было хорошо!
Ванда улыбнулась и повела ее обратно в дом, захватив Анины вещи. Пока они шли, немногочисленные работники, копошащиеся в разных местах двора, поглядывали на незнакомца (одет как мужчина, волосы короткие-кто ж еще?) с любопытством, но без излишней открытости, так что сильного стеснения Воронцова не испытывала. Она понимала, что вызывает интерес, поэтому, что толку от ее недовольства?
Идти в тяжелых сабо было неудобно, давно Аня не ходила в такой обуви, но хоть не по земле босиком, и то хлеб. Волосы, тщательно вытертые льняным полотном, сохли на ветру, и к столу Анна Николаевна садилась уже с просохшей гривой, пышной и непослушной.
— Надо озадачиться чем-то, чтобы прибрать это безобразие — пробормотала она, когда увидела реакцию мужчин на ее вид.
Оба Вайса рассматривали рыжеволосое чудо с интересом: вымытые волосы гостьи отливали медью, делая светло-карие глаза более яркими, а чистую кожу— бледнее. Сейчас ее никто бы не назвал парнем, если бы присмотрелся.
— Надо Ванде сказать, чтобы нашла шнурок — собрать это богатство. Иначе мы ее не замаскируем надолго, — заговори хозяин дома. — Не красавица, но манкая, а глаза и вовсе необычные. Такие не забудешь. Она точно московитка, жидов у нее в роду не было, часом?
Хенрик же потерял дар речи. Он вроде и привык к внешности Анны, но в пути было не до того. А теперь мужчина обратил внимание и на глаза, и на белую кожу, и на волосы. Гостья из будущего отличалась от известных ему женщин не только хрупкостью, но и действительной необычностью: на светловолосых и голубоглазых славян она походила меньше, чем для легенды было бы надо. Придется открывать карты, признаваться и дать ей право на участие в поисках решения проблемы легализации в их мире.
Анна почувствовала неловкость от пристального внимания к себе. В принципе, она никогда особо не комплексовала ни по поводу внешности, ни по поводу производимого впечатления. Она вообще в плане социума не заморачивалась— люди вольны думать о ней, что угодно. Хамят— она отвечала быстро и хлестко, комплименты не воспринимала, пропуская мимо ушей. У Анны был круг близких, чье мнение было для нее важным, остальные — так, «мимопроходили». Отчасти это делало жизнь проще, но на работе иногда мешало: мужчины не прощали ей откровенного игнора. В молодости она была популярна в школе и институте, но сама контактировала со всеми ровно и одинаково. Могла долго терпеть неприятных людей, но ради дела или общего спокойствия. Аня считала себя прагматиком, отрицала излишнюю эмоциональность и уважала других за эмпатию. Но относительно своей холодности не расстраивалась, не придавая этому значения.
И вот здесь вдруг засмущалась.
— Обедать будем в моем кабинете — сказал Карл Вайс. — Сын, у тебя четверть часа на переодевание. Анна, прошу.
Женщина последовала за хозяином. Они вновь поднялись на галерею и вошли в комнату, раза в два больше выделенной ей. Здесь был неизменный камин, кресла и ковер на полу, три окна, кровать за ширмой и массивный стол (бумаги, чернильный прибор, перья в узком сосуде) с соответствующим ему креслом с высокой спинкой, шкаф с книгами почти до потолка во всю стену.
Генерал освободил стол, придвинул к нему два кресла и предложил Воронцовой присесть, а сам приоткрыл нижнюю дверцу книжного шкафа и достал оттуда стеклянный штоф и три таких же стакана, в два налил из сосуда жидкость, очень напоминающую виски. Поднял свой, и Анна сделала также.
— Думаю, ты выпьешь — произнес мужчина и пригубил напиток.
Да, это был виски-крепкий, пахучий и обжигающе-терпкий. Анна посмаковала, удивляясь такому жесту. Давно она не пила столь высокоградусный напиток, а здесь так и вовсе впервые.
Хозяин и гостья молча потягивали виски, когда в комнату вошел переодетый Хенрик с влажными волосами, а за ним слуги внесли подносы со снедью. Ванда накрыла стол тяжелой вишневой скатертью и расставила угощение: запеченная курица, тарелка с ветчиной и прочей мясной нарезкой, овощное рагу в горшочке, жареная рыба типа карпа, тарелка с хлебом, большой кувшин с каким-то питьем. Отдельно в глиняном стакане — ложки. Экономка разделал курицу, положила каждому на большие тарелки рагу и, поклонившись, вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Свечи в подсвечниках и канделябрах разжег мальчик-слуга, пока Ванда сервировала стол.