— Спокойной ночи, — доносится голос Луи из-за двери, и я слышу удаляющиеся шаги.
В сарае — полумрак. Вечер ещё не полностью вступил в свои права, так что через щели в досках пока проникают тусклые лучики уходящего дня. Они полосками ложатся на земляной пол, и я подставляю одну ногу, позволив разукрасить её, точно на мне надеты чёрно-белые чулки. А хорошо бы так: захотел — и на тебе появилась нужная одежда. Что-то, вроде бального платья, в которых завтра гости придут к королю.
Я беру себя за край юбки и выхожу на середину сарая, благо помещение сейчас ничем не занято. Делаю реверанс, склоняя голову в сторону, где стоит королевский трон.
— Ваше Величество, — да, король сейчас с восхищением смотрит на прекрасную даму, почтившую его дворец своим присутствием. Знаю, что остальные гости глаз не могут отвести от неизвестной красавицы. Ну да, я же прибыла на бал инкогнито, и никто не знает моего имени. — Рада присутствовать на вашем великолепном торжестве.
Ну, тут король тоже выражает свою радость. А принц в этот момент пожирает меня взглядом, а после что-то спрашивает у отца и спускается по ступеням. Его красивые тёмные глаза неотрывно глядят на таинственную гостью, и рука протянута вперёд, чтобы пригласить меня на…
— Ой! — я отпрыгиваю в сторону, потому как что-то пробегает по моему башмаку и пискнув, удирает к стене сарая. — Тьфу на тебя!
Это — обычная мышка и если бы я не была так погружена в свои мечтания, то ни за что не испугалась бы безобидного создания.
Пока я представляла себе королевский дворец, наступил вечер и последние лучики света медленно уползают в щели стен, оставляя меня в темноте. Я не боюсь мрака, однако же начинаю жалеть о том, что не попросила у Луи светильник или хотя бы свечку. Спать мне неохота, а чем заняться в темноте пустого сарая я просто не знаю. Разве что разговаривать с мышами, которых наступление вечера воодушевило до такой степени, что они, возбуждённо попискивая, снуют у меня под ногами. Приходится идти очень осторожно, чтобы не раздавить легкомысленных созданий.
— Поля на вас нет, — с деланным возмущением бормочу я, ступая в то угол, где по словам Луи лежит плащ конюшего. — Уж он-то вам показал бы… Впрочем, что может показать эта ленивая жирная тварь?
Мыши попискивают, как бы говоря: «Ты абсолютно права».
Ага, вот и сухая трава, на которой лежит какая-то тряпка. Луи назвал это плащом? По ощущением похоже, что материя состоит из одних дыр. Едва ли этот «плащ» сумеет защитить от дождя или хотя бы ветра. Должно быть именно поэтому Жак использует его в качестве постельной принадлежности. Ну что же, для меня и это — роскошь. Когда я сплю на сундуке с золой, приходится лежать на голых досках.
Сажусь на подушку травы и опираюсь спиной о стену сарая. Ещё можно рассмотреть слабый свет в щелях, однако, чем дальше, тем эти последние приветы от уходящего дня становятся всё слабее. Точно так же уходило всё хорошее из моей жизни, подчиняясь победоносной поступи зла. А папа всегда говорил, что добро сильнее зла и в конце концов победит. Не хочется верить, в то, что папа специально меня обманывал, успокаивая. Скорее, он сам в это верил.
Чтобы отвлечься от горьких мыслей, начинаю думать: куда уходит день, после приходя ночи? И почему вообще приходит ночь? Зачем она нужна? Неужели нельзя всегда светить солнцу, а людям не спать? Так много вопросов, на которые у меня нет ответов. И есть ли они вообще? Если спросить священника, то получишь его неизменный ответ: «На всё воля божья», и если ты в этом сомневаешься, то совершаешь грех. А в чём грех-то — в том, что я хочу знать правду?
Вот, например, существую ли призраки на самом деле? Да, многие рассказывают, что встречали привидений и я сама тогда в лесу, с Бер, видела светящийся силуэт женщины, но… Это всегда где-то вдалеке и никогда не поймёшь, взаправду ли, или глаза тебя подводят.
Мне становится смешно: сидя в одиночестве, в тёмном сарае, я думаю про призраков. Другая девица бы уже зарылась в сухую траву и дрожала бы почище, чем трава на ветру. А тут — храбрая-прехрабрая Анни! Впрочем, гордыня — это грех. Так говорит священник. А вот папа, кстати, считал совсем не так. Он сказал мне, что если ты что-то умеешь делать лучше остальных, то не стоит этого стесняться. Иначе ты всегда будешь оставаться в тени других.
Как обычно, вспомнив папу, я начинаю грустить. Немудрено, что последнее время я просто не могу долго веселиться: мысли о папе всегда со мной и стоит бросить взгляд на что-то в доме или во дворе, тотчас вспоминаю, что эти вещи так или иначе связаны с ним. Даже этот сарай он делал со своими помощниками, Жильбером и Жераром. Жерар ещё едва не сломал ногу, когда упал с крыши, а Жильбер прибил молотком сразу два пальца на левой руке. Папа тогда ворчал, что проще всё сделать самому, чем принимать помощь безруких неумех.