Но Брандир проклял его, сказав, что женитьбу его нельзя было скрыть, и что это Турин виновен во всех горестях. «А ты лишил меня всего, что у меня было и могло быть – ибо ты безрассуден и алчен!»
Тогда Турин в гневе убил Брандира. И раскаявшись, убил себя (сказав те же слова клинку).
Маблунг приходит с вестями, и горе поражает его в самое сердце. Эльфы помогают Халетрим возвести курган в память о Детях Хурина, но Н[иниэли] нет там, и тело ее так и не было найдено: возможно Келеброс унес его в Тайглин, а Тайглин – в Море.
Дальнейшее упрощение, которое надо сделать – это написать, что Брандир желал сопровождать Ниниэль, дабы охранять ее – ибо он думал, что Турин погиб.
Это последнее предложение, по-видимому, относится к попытке Брандира остановить Ниниэль, когда она хотела уйти за Турамбаром из Эфель Брандир.
Практически невозможно показать, на каком этапе эволюции легенды это было написано, но в любом случае, это случилось не раньше, чем была переписана окончательная форма последней части «Нарн». Это становится ясно из такой детали, как использование названия «Келеброс» для реки (см. комментарии к § 317). Я полагаю, что этот отрывок связан с другими, данными в Примечании 1; здесь представляется иная, хотя и гораздо более решительно измененная попытка достичь развязки – «узнавания» Турином правды – на этот раз от самой Ниэнор, которая здесь узнала правду без посредников, просто путем исчезновения заклятия беспамятства после смерти Дракона. Но Маблунг появляется, хоть и после смерти Турина, и я подозреваю, что это – последняя из всех развязок и, возможно, она следовала за написанием окончательной формы текста. Имя родича Брандира «Гвэрин» (Албарт, Торбарт, Хунтор) уже появлялось раньше, написанное карандашом над первым упоминанием имени Торбарт в СА (§322).
Тот факт, что отец задумывал подобное расширение чернового конспекта, безжалостно нарушив тем самым великолепную структуру повествования, представленную в окончательном тексте последней части «Нарн», представляется мне очень необычным и трудным для понимания. Чувствовал ли он, что эта «структура» становится слишком очевидной, слишком сложной во всех этих переходных моментах, рассказах, предчувствиях, случайностях? Заключительное примечание («Дальнейшее упрощение, которое надо сделать…») может служить этому подтверждением. Но наиболее вероятным мне кажется то, что отец изначально беспокоился о том, что приход Маблунга (или Морвен) как deus ex machina, рассказывающего неопровержимую правду в самый подходящий момент, будет серьезной слабостью текста.
Хотя, возможно, это и так, но я считаю, что этот торопливый набросок гораздо слабее; и учитывая то, что кроме написанного карандашом имени «Гвэрин» в «Серых Анналах», здесь нет других следов этой версии, вероятно, он думал так же.
ПРИМЕЧАНИЕ 2
Расширенный рассказ о Битве Бессчетных Слез
Текст Главы 20 в опубликованном «Сильмариллионе» берет начало в истории «Серых Анналов», но некоторые элементы были вставлены из Главы 16 КС (т. V), а также из третьего текста. Это машинописный текст, набранный отцом, и, по всей видимости, сделанный ab initio на его пишущей машинке; ясно, что он предназначался для вставки в длинную прозаическую «Легенду о Детях Хурина» («Нарн»), но в то время перед ним была рукопись СА и большая часть новой версии осталась столь близкой к «Анналам», что может считаться едва ли большим, чем вариантом, хотя, без сомнения, он был написан намного позднее. По этой причине, а также потому, что некоторые из этих отличительных (дополнительных) черт были в любом случае вставлены в «Сильмариллион», я исключил этот отрывок из «Нарн» в «Неоконченных преданиях», оставив лишь конец. Есть, однако, и главное отличие в рассказе «Нарн», которое также противоречит предыдущим версиям, и здесь подходящее место, чтобы его записать вместе с некоторыми другими деталями.
Текст начинается так (печатный текст был сильно исправлен чернилами, я почти уверен, что это произошло вскоре после печати, и я без размышлений принял эти исправления кроме нескольких случаев):
Много уже спето песен и много уже рассказано Эльфами о Нирнаэт Арноэдиад, Битве Бессчетных Слез, в которой пал Фингон и увял цвет Эльдар. Если ныне пересказать их все, человеческой жизни не хватит, чтобы их выслушать. Здесь говорится лишь о тех деяниях, что касаются судьбы Дома Хадора и детей Хурина Стойкого.
Собрав, наконец, все силы, какие только смог, Маэдрос назначил день, утро Венца Лета. В тот день трубы Эльдар приветствовали восход Солнца, и на востоке взвился стяг Сыновей Феанора; а на западе – стяг Фингона, Короля Нолдор.
Тогда Фингон смотрел со стен Эйтель Сирион, а войско его построилось в лощинах и лесах на восточных склонах Эрид-вэтион, хорошо укрывшись от глаз Врага; но знал он, что велико его число. Ибо там собрались все Нолдор Хитлума, и к ним присоединились многие Эльфы Фаласа и [сразу же вычеркнуто: большой отряд] из Нарготронда; и также у него было большое войско из Людей. Справа стояло воинство Дор-ломина – там были все доблестные воины Хурина и Хуора, его брата, и к ним присоединился Хундар из Бретиля, их родич, со многими лесовиками.
Тогда Фингон посмотрел на восток, и острым эльфийским взором увидел он вдали пыль и блеск стали, подобный звездам в тумане, и понял он, что это выступил Маэдрос; и возрадовался. Затем он взглянул на Тангородрим, и се! над пиком нависла темная туча, а вверх подымался черный дым; и понял он, что возгорелся гнев Моргота и вызов его принят, и на сердце его пала тень. Но в это время поднялся крик, перелетая с юга на крыльях ветра от долины к долине, и Эльфы и Люди возвысили глас в удивлении и радости. Ибо непризванный и нежданный Тургон прервал затворничество Гондолина, и выступил с войском в десять тысяч Эльфов, в блистающих кольчугах и с длинными мечами, и копья их были подобны лесу. И когда Фингон услыхал издали громкий звук труб Тургона, тень рассеялась и сердце его возликовало, и он громко воскликнул: «Утулиэ’н аурэ! Айя Эльдалиэ ар Атанатари, утулиэ’н аурэ!» (День настал! Узрите, народы Эльдар и Отцов Людей, день настал!) И все, кто услышал его великий клич, эхом раздающийся в холмах, ответили: «Аута и ломэ!» (Ночь уходит!) Это произошло незадолго до начала великой битвы. Ибо Моргот знал многое из дел и замыслов своих врагов и подготовил планы отпора к часу их атаки. Великая сила из Ангбанда уже двигалась к Хитлуму, пока другие войска, еще большие, шли к Маэдросу, дабы предотвратить соединение воинств королей. И те, кто шли против Фингона облачились в тусклые одежды и не обнажали стали, так что они уже были далеко в песках до того, как их приближение было замечено.
Тогда сердце Фингона [>сердца Нолдор] воспламенилось [> воспламенились], и он [>его капитаны] желал [>желали] атаковать врагов на равнине, но Хурин [> Фингон] возражал против этого.
«Бойтесь коварства Моргота, владыки!», - сказал он. «Всегда силы его больше, чем кажутся, и цели его совсем иные, нежели он обнаруживает. Не показывайте свою силу, позвольте врагу истратить свою, атакуя холмы. По меньшей мере, стойте до того, как будет дан сигнал Маэдроса». Ибо короли замыслили, чтобы Маэдрос открыто шел по Анфауглит со всем своим войском из Эльфов, Людей и Гномов; и когда навстречу ему в ответ, как он надеялся, выйдут главные силы Моргота, тогда Фингон должен будет подойти с запада, и так войско Моргота окажется между молотом и наковальней и будет разбито; и сигналом к этому должен был стать огонь на высокой башне в Дортонионе.