Это совсем не то, чего ждал Путаркэ, – он готовил на весь лагерь! В течение полутора часов, без перерыва, с упоением и с невероятной быстротой, я поглощаю такое большое количество еды, как никогда в моей жизни. Я напоминаю змею, проглотившую жирную овцу! С облегчением растягиваюсь в своем спальном мешке.
– Доброе утро, Морис!
Я сбрасываю с себя оцепенение.
– Мата!
– Мы только что спустились с вершины 6200 метров! Обмениваемся новостями. Все увязывается с выводами
Ишака и подтверждает их. Таким образом, вся северная часть массива Аннапурны исследована.
– Сомнения нет, – говорю я Ишаку. – Ключ к Аннапурне на юге. Надо идти через "Перевал 27 апреля" по ущелью Миристи.
– Тогда здесь нам делать больше нечего, – решает Ишак. – Надо немедленно спускаться в Тукучу.
На следующий день снимаем лагерь. Носильщики рады покинуть это место, где они прожили целых три дня, отрезанные от всего мира и без всякого дела. Нет необходимости их подгонять и показывать дорогу. В несколько минут грузы увязаны, распределены, и, в то время как мы с Ишаком, беседуя, оставляем лагерь, носильщики во главе с Анг-Таркэ быстро удаляются. Он ведет их… прямо к Большому
Ледяному озеру. На этот раз они совершенно спокойно пересекают его в наиболее широкой части.
Я вижу, как Ишак внезапно застывает в сосредоточенной позе. Он рассматривает какие-то камни.
– Полигональные почвы, – преподносит он как сенсационную новость.
– Что это за штука?
– Ты ученый и не знаешь, что такое криопедология?[66] Это же важнейшая наука! Взгляни на эти камни. Мне пришлось видеть множество таких же в Гренландии. В Гималаях они попадаются впервые.
– Но кто в наше время знаком с криопедологией?
– Ну по меньшей мере… гм… десяток людей!
Мы с сожалением расстаемся с криопедологией, перенося свое внимание на гребень, ведущий к перевалу Западный Тиличо.
За эти три дня снег, покрывавший гребень, растаял. На перевале мы ненадолго останавливаемся, чтобы бросить взгляд на Большое Ледяное озеро, на окружающий его гигантский амфитеатр и главным образом на великолепный Большой Барьер.
Все это мы видим в последний раз.
Мчимся вниз по склонам и оказываемся в самой гуще великолепного кедрового леса.
Поднимается сильный ветер, но он дует в нужном направлении, и вскоре мы доходим до Тинигаона.
На следующее утро погода прекрасная. Ветер утих. Мы снова проходим через Марфу. Я с удовольствием возвращаюсь в эту живописную деревушку со столь любознательными приветливыми жителями.
После шести утомительных дней мы рады снова попасть на основную базу экспедиции.
При нашем приближении к лагерю Удо выходит навстречу.
– Привет, доктор! Какие новости?
– Все уже здесь и чувствуют себя отлично. Как вы?
– Видел ли ты Гастона?
– Он вернулся вчера.
– Прекрасно! Сегодня 14 мая, и нам нужно наметить план действий. После обеда устроим совещание.
Что же произошло на Дхаулагири во время нашего отсутствия?
Вечером в понедельник 8 мая Нуаель быстро спускается из лагеря на Восточном леднике. Страшно взволнованный, он рассказывает, что поднялся на ледник с Кузи и Шацем. Затем они ушли вперед, и он увидел их в очень крутом снежном кулуаре.
Этот путь представляет интерес: он, вероятно, позволяет обойти огромные и очень опасные сераки в верхней части Восточного ледника. Однако он также труден и опасен, как и первый путь, поскольку по кулуару идут лавины.
В полукилометре выше видны гигантские сбросы голубого льда.
В тот момент, когда Нуаель наблюдает за движением второй связки, огромная ледяная глыба в верхней части ледника отделяется и летит вниз. Тонны льда со страшным грохотом мчатся по склону, едва не задевая нашего офицера связи, и разлетаются в пыль далеко внизу, на плато Восточного ледника.
– И подумать только, что мой аппарат не был заряжен! – сокрушается Нуаель. – Впрочем, – философски добавляет он, – в эту минуту я думал лишь о своей шкуре.
Кузи и Шац настойчивы. Их не могут остановить подобные пустяки, однако все попытки выйти из кулуара на скалы не увенчиваются успехом. С громадным трудом они преодолевают какой-нибудь десяток метров: скалы скользкие и ненадежные. У Шаца одно слабое утешение – он забивает свой первый крюк в Гималаях на высоте свыше 5000 метров. Исчерпав все возможности, они прекращают попытку и 9-го числа спускаются вниз.
На следующий день Удо и Террай в свою очередь идут наверх. По дороге они встречают возвращающихся шерпов,
но это их не обескураживает. Они устанавливают лагерь на Восточном леднике на высоте 5100 метров у большой скальной стенки на правом берегу. Днем камень попадает как раз в их палатку и разрывает ее: не слишком безопасное место!
11-го числа Удо и Террай снимают лагерь рано – в три часа утра, и, таким образом, для решения задачи у них целый день.
Надев кошки, они начинают подъем и с большим трудом проходят несколько метров. Очень холодно, лед твердый. Ценой больших усилий им удалось добраться до основания громадной ледяной стены. Первые разведывательные группы на нее поднимались, а Кузи и Шац обошли справа. Вместо того чтобы преодолевать эту стену, на большей части которой еще сохранились ступени, Удо и Террай направляются к левому берегу ледника. Вырубая ступеньки и медленно продвигаясь по крутым склонам чистого льда, они доходят до высшей точки, достигнутой предыдущими группами.
Вскоре им открывается возможный путь, невидимый с того места, куда выходили Ляшеналь, Ребюффа и я: им удается обогнуть множество сераков и набрать некоторую высоту; с большим риском они доходят до места, где ледник наконец выполаживается.
Перед ними простирается лабиринт из трещин и снежных полей, через который не видно пути. Немного дальше, справа, склон снова становится круче и теряется в северном гребне возвышающегося перед ними ясно очерченного и неприступного Дхаулагири.
Удо и Террай правильно решают, что трудность и опасность этого восхождения чересчур велики. Какой смысл продолжать эту затею, от которой позднее все равно придется отказаться? Путь на Дхаулагири идет не по этому леднику, и, если нет другого пути, эта вершина никогда не будет покорена.
Оценив, таким образом, наши реальные шансы и сознавая, каким горьким разочарованием их вывод явится для всех нас, Удо и Террай решают отступить.
В этот же вечер они, усталые, возвращаются в базовый лагерь у подножия Восточного ледника и на следующий день в Тукучу.
Если нам предстоит сосредоточить все силы экспедиции на штурме Дхаулагири, это предприятие будет величайшим риском, полным неизвестности и опасности, и мы можем решиться на этот шаг, только тщательно взвесив все «за» и "против". Мы должны обсудить этот вопрос трезво и беспристрастно.
14 мая вся экспедиция собирается в большой палатке лагеря в Тукуче. Предстоит большой военный совет.
Военный совет
Анг-Таркэ разливает нам целые реки кофе. Жара давит. Солнце сверкает нестерпимо, но в общую палатку, где мы собрались, сквозь стенки проникает приятный зеленоватый свет.
Лица сосредоточенны. Как бы ни шутил Ляшеналь, я чувствую, что смех и веселье маскируют вполне понятную тревогу и нетерпение: через час будет принято решение.
Шерпы волнуются. Они чувствуют что-то необычное: собрались все сагибы.
– Надо серьезно поговорить, – начинаю я. Внезапно воцаряется тишина. Я иду напролом:
– Сегодня 14 мая, и с 22 апреля мы не добились никаких успехов. Мы не нашли никакого пути. Мы не знаем даже, в каком направлении идти. Никакой уверенности у экспедиции нет. Нам остается уповать лишь на случай. Время не терпит. Надо принимать окончательные решения.
Все молчат.
– Конечно, горы здесь трудны. Возможности восхождений весьма ограниченны. Для подъема на Дхаулагири было бы слишком смело наметить путь через Дамбуш-Кхола и Неизвестное ущелье, путь, проходящий через два перевала высотой 5000 метров и по грандиозному, почти непроходимому ледопаду. И все это только для того, чтобы добраться до подножия вершины.