VII
В то время как Аннибал, не встречая нигде препятствия, занял всю долину реки По, римский консул Семпроний, начальник армии, назначенной для высадки в Африке, находился еще в Сицилии и там получил от сената приказание немедленно возвратиться Для защиты родины.
Сципион, между тем, высадился на берегу Италии, недалеко от Пизы, перешел По близ крепости Плаценции и пошел вверх по течению навстречу врагу. В долине Тичино, правого притока По, римская конница, вышедшая на разведку под начальством самого консула, наткнулась на карфагенскую конницу, предводимую Аннибалом. Сципион, несмотря на численный перевес неприятеля, решил принять вызов; но превосходная нумидийская кавалерия доставила карфагенам победу, римляне же, потерпев большой урон, должны были отступить. Сципион, искупивший свои ошибки полководца необыкновенной храбростью в битве, получил тяжкую рану и был спасен только благодаря самоотверженности своего семнадцатилетнего сына. Вместе с несчастьем к нему вернулось самообладание и решимость, он смело перешел через По с остатками войска и укрепился сначала недалеко от Плаценции, а потом на правом берегу реки Требии, правого притока По; там соединился с ним Семпроний, форсированным маршем прошедший через всю Италию. Аннибалу невозможно было идти дальше, пока римляне стояли на Требии; зимовать в Галлии было тоже неудобно; с другой стороны, переход через Требию, разлившуюся во время осеннего половодья, да еще на глазах римлян, был также далеко небезопасен. Однако, как ни ясно было для всякого выгодное положение, занимаемое римлянами, но был уже декабрь месяц, и хотя победа, при должной выдержке, быть может, и оставалась на стороне римлян, но консулу Семпронию, срок службы которого приходил к концу, конечно, нельзя было рассчитывать на триумф.
Аннибал успел уже изучить характер противника и решил принудить его к битве; дразня неприятеля ловкими маневрами и притворным отступлением, он переманил его конницу на левый берег Требии, где она наткнулась на заранее установленную в боевом порядке карфагенскую пехоту. День был туманный и дождливый, промокшие и еще не завтракавшие, римские легионеры должны были внезапно переправляться на другой берег, чтобы выручать конницу.
Началась битва. Римская пехота и на этот раз, как всегда, проявила необыкновенную стойкость и мужество; теснимая спереди пехотою, с боков — нумидийскими наездниками, она все же не отступала; тогда с тылу ударил младший брат Аннибала, Магон, со свежим отрядом, и окруженные со всех сторон легионы не в силах были дольше держаться. Часть солдат с необычайной отвагой пробила себе дорогу сквозь ряды неприятеля и нашла убежище в Плаценции, другие пали, третьи были избиты при переправе через реку.
Победа эта делала Аннибала господином над всей северной Италией; римские войска, укрепившиеся в Кремоне и Плаценции, были отрезаны от родины, и карфагенский полководец, пополнив кельтами поредевшие ряды своей армии, спокойно расположился в Галлии на зимние квартиры.
Между тем, римский сенат ничуть не считал дело проигранным и даже не счел нужным особенно увеличить численность войска — пополнены были только прежние четыре легиона и усилена конница. Консулы Сервилий и Фламиний должны были защищать Рим с севера и рассчитывали, перейдя Аппенины двумя разными дорогами, соединиться близ Плаценции. Но Аннибал и не думал защищать долину По: он знал силы римлян, быть может, лучше, чем они сами, и прекрасно сознавал, что, несмотря на только что одержанные победы, он все же слабее противника. Он знал, что конечной своей цели — унижения Рима — он мог достигнуть не устрашением врага и не блестящими победами, а только полным и последовательным сокрушением римского владычества. Ему было также вполне ясно, насколько итальянский союз, стойкий политически и постоянно готовый к войне, превосходит силами его самого, получавшего с родины лишь незначительную и неправильную поддержку, вынужденного опираться на своенравных, изменчивых солдат; превосходство же римской пехоты достаточно сказалось при Требии, несмотря на перенесенное ею поражение.
Из этого сознания собственной слабости проистекает основная мысль, руководившая Аннибалом в Италии, — вести войну, постоянно меняя план и театр ее, и ожидать конечного успеха не от военных, а от политических побед — от постепенного разрушения и распада итальянского союза. Это было необходимо, ибо единственное, в чем заключалась сила Аннибала, был его собственный гений; гений же этот мог проявиться в полной силе лишь тогда, когда он постоянно изощрял его в новых комбинациях и не давал покоя противнику. Вместе с тем это был единственно разумный и целесообразный способ действия: великий решитель битвы превосходно видел, что после каждой блестящей победы пораженным оказывался не Рим, а неспособные римские полководцы, Рим оставался настолько же сильнее Карфагена, насколько Аннибал был выше римских полководцев. И эта необычайная прозорливость Аннибала и понимание им своего положения заслуживают большего удивления, чем самые блестящие его победы. Верный своему общему плану Аннибал решился перенести войну в Италию.
Перед отправлением своим в Италию он приказал привести к себе пленных: на римлян наложены были оковы, итальянские союзники же отпущены были на родину без выкупа, с поручением объявить там, что Аннибал воюет не с Италией, а с Римом, что итальянские города должны видеть в нем не врага, а освободителя и союзника, который вернет им свободу и восстановит прежние границы областей.
VIII
Переход через Апеннины совершен был почти беспрепятственно, но болотистая этрусская низменность, благодаря весенним дождям и таянью снегов, была так наводнена, что солдатам пришлось в продолжение четырех дней идти по воде; начались болезни, от которых пало множество людей и скота. Сам Аннибал лишился одного глаза, вследствие воспаления. Однако переход все же совершили, и римскому консулу Фламинию, который оказался обойденным карфагенянами, оставалось только дожидаться своего товарища, стоявшего на восточном берегу Италии, близ Ариминума. Но Фламиний не захотел ждать: это был хвастливый, самонадеянный человек, принадлежавший к демократической партии и постоянно критиковавший распоряжения сената; друзья считали его гением и уверяли как его самого, так и жадно внимавшую им толпу, что стоит лишь назначить его консулом, чтобы сразу погубить карфагенян.
Аннибал, знакомый, как и всегда, с личностью противника, прошел недалеко от римлян, не атакуя их, а только приказал кельтам безжалостно опустошать окрестности, чтобы показать жителям, как мало дарует им близость римлян.
Фламиний, разумеется, тотчас решил дать дерзкому врагу хороший урок. Немедленно он двинулся вслед за ним и настиг его у озера Тразименского. Аннибал между тем успел, не спеша, выбрать место для битвы — узкий проход, в начале которого было озеро, в конце — высокий холм. Не подозревая ловушки Фламиний вступил туда с войском; между тем Аннибал уже заранее окружил его с трех сторон, и едва передовые римские отряды подошли к холму, как конница преградила выход у озера, и в то же время подан был сигнал к битве. Это было не сражение а бойня: римлян пало около 15 000, столько же было взято в плен; Аннибал потерял всего 1 500 человек; к довершению всего, отряд, посланный Сервилием с востока на подмогу товарищу, был также разбит и взят в плен карфагенянами.
Этрурия была потеряна; враг ежеминутно мог появиться под стенами Рима. Но римляне не потеряли мужества: они избрали диктатора — Фабия Максима, приготовились к осаде и сломали мосты через Тибр.
Аннибал, однако же, рассчитал иначе: он не пошел ни на Рим, ни даже против Сервилия, а двинулся через области Умбрию и Пиценум к берегам Адриатического моря, без пощады разоряя римские поселения. Там он мог дать отдохнуть своим измученным войскам и вместе с тем предпринять трудное и смелое дело перевооружения своих войск по римскому образу, пользуясь множеством добытого у римлян оружия. Когда эта реформа была закончена, Аннибал медленно двинулся по направлению к южной Италии.
Но напрасно ожидал Аннибал, что союзники Рима — сабинские и латинские города — перейдут на его сторону: один город за другим закрывал перед ним свои ворота, ни одна итальянская община не согласилась вступить в союз с карфагенянами. Для римлян эта верность союзников была делом громадной важности; но римляне понимали, что нельзя оставлять союзников без помощи, что римское войско должно оказать им поддержку.