Другой изначальный просчет И.Васюченко - пренебрежение к предшествующей критико-литературоведческой практике. Странное суждение, что "критика долгие годы обходила стороной даже книги Стругацких", что "специалисты отделывались осторожными похвалами и вялыми порицаниями" позволяет автору статьи ощущать себя первопроходцем по творчеству Стругацких и вести себя соответственно. и это несмотря на то, что критическая литература о Стругацких насчитывает несколько сотен названий и представляет весь спектр мнений от хвалебных до грубо заушательских, весь диапазон форм - от кратких читательских реплик до фундаментальных аналитических работ Е.Неелова, Т.Чернышевой и др. Представление о многообразии и объеме критики творчества Стругацких дает, например, краткий вариант библиографии, составленной А.Керзиным, в "Советской библиографии" Nо 3 за 1988 год, а ведь он представляет литературу по теме весьма выборочно.
Третья ложная установка критика - рассмотрение творчества Стругацких без учета его основных этапов, без понимания разницы между ученическими и зрелыми книгами, без поправок на то, что за три десятка лет творчесской жизни Стругацкие не раз пересматривали и уточняли свои концепции, взгляды, подходы. То, что было справедливо применительно к самым ранним вещам, совершенно неверно, если речь пойдет о позднейших произведениях.
Перечислененое, плюс непоколебимая уверенность в своей компетенции и породило всю совокупность огрехов работы И.Васюченко, напрочь перечеркнувших благие намерения критика и сделавших статью неприемлемой для квалифицированного читателя.
Нет возможности подробно говорить обо всех заблуждениях И.Васюченко - это потребовало бы объема не меньшего, чем сама статья, поскольку оспорен может быть чуть ли не каждый абзац. Поэтому остановимся лишь на важнейших методологических пороках работы, умолчать о которых было бы недопустимо.
Трактовка И.Васюченко - это, собственно говоря, позиция бывшего юного поклонника Стругацких, повзрослевшего и подрастерявшего уважение к былым кумирам. Леймотив статьи - предостережение. Ирина Васюченко ревизует свои давние впечатления от книг Стругацких и на основании этого пытается уберечь новых потенциальных поклонников Стругацких от чрезмерного доверия к этим авторам.
Разумеется, переоценка детских пристрастий - процесс нормальный. Если подросток когда-то улавливал у Стругацких преимущественно внешнюю сторону и восторгался остротой и динамичностью повествования, то спустя годы он увидит мир Стругацких по-другому, потому что сам стал другим, ему откроется подтекст повестей, их философская глубина, и при каждом новом прочтении он сможет находить для себя новый пласт идей и понятий, когда-то не замеченных вовсе. Глубокое постижение зрелого творчесства Стругацких - нелегкая, но благодарная работа для квалифицированного, активно мыслящего читателя.
Однако, И.Васюченко желает заниматься совсем иной переоценкой. Подтекст ее не интересует, углубляться в него наш многоопытный критик не собирается. Оставаясь в рамках неглубокого прочтения, критик берет старый набор своих внешених впечатлений и начинает выявлять из слабость самым примитивным образом - буквальным толкованием надерганных из текста цитат. Невольно возникает опасение: не движет ли Ириной Васюченко то самое неутолимое желание "мстить и покорять - беспощадно и навсегда", которое она инкриминирует всему миру Стругацких? Совместить сознательную установку на дискредитацию с какой-либо объективностью - почти невозможно. Этому препятствует текст Стругацких, не дающий материалв для корректного доказательства позиции критика. Что ж, тем хуже для текста.
Собираясь доказывать (а это ее главная цель) безнравственность и бездуховность, жестокость и прагматизм мира Стругацких, И.Васюченко прежде всего тщательно подбирает характеристики для героев. Антон-Румата - "искатель приключений", "фанфарон"; Максим Каммерер - "наделен железными бицепсами и нервами"; Иван Жилин и Петер Глебски - "бесстрашны". В общем, внешние, часто случайные и необязательные характеристики. А вот какой ряд выводов делает далее Ирина Васюченко (отрывки выбраны из статьи последовательно):
"Наперекор невзгодам герои Стругацких держались молодцами. Ввергаемые в ад бесчеловечности, они не теряли мужества, и обретали друзей и побеждали врагов..."
"...персонажи Стругацких прежде всего отличные парни, бесстрашные находчивые удальцы..."
"Стругацких интересуют не просто приключения, а приключения профессионалов..."
"... в их прозе угадывается один, самый главный герой - активный, я бы даже сказала воинствующий разум. И цель у него одна рациональное переустройство мира..."
"...писателей, вынесших из шестидесятых годов мечту о преобразовании мира, не устраивают отрицательные результаты..."
"Пренебрежение к человеку, если он не боец передовых рубежей, вот что смущает меня в книгах Стругацких. Не скрою, мне хоткелось, чтобы это смущало и юных читателей, тех, кто учится у их героев упорству и отваге..."
"За истиной гонятся, как за бегущим зверем, - лихорадочный ритм этой погони и создает динамичность повествования. О смысле бытия герои не задумываются, некогда им. Да и незачем".
Вот так - от внешне безобидной смысловой неточности до тяжелейших обвинений, совершенно не подтвержденных анализируемым текстом. Вместо подтверждения делается следующее. Берется, скажем, повесть "Трудно быть богом". Задача критика - подтвердить, что проза Стругацких антигуманна. Решение выглядит так: "В повести "Трудно быть богом" , оказавшись в казематах тирана Рэбы, чтобы не выдать себя, Румата принужден спокойно смотреть на пытки - и не вмешиваться". Если это литературоведческий анализ, то что такое беспардонная ложь? Обратим внимание на слово "спокойно" - оно здесь ключевое. Достаточно вспомнить повесть и перечитать эпизод в королевской темнице, чтобы понять, что к чему. Сначала о спокойствии: "Во, дон стоит. побелели весь... - Хе... Так благородные, известно, не в привычку..." Теперь о невмешательстве... Впрочем, хрестоматийную сцену освобождения барона Пампы цитировать, наверное, излишне.