После Цитадели эта готовность быть счастливым и в небе, и на родной планете, и в чистой комнате размером с уборную, спрашивая молодого кварианского бунтаря, сколько раз он продезинфицировал эту голографическую тату-машинку, исчезла. И как только это случилось, возник вопрос, в какую неизвестную тьму Сенна'Нир не последовал бы за Кетси'Олам?
Однако не похоже, чтобы Кетси позволила эмоциям, истории, какой бы сложной она ни была, встать на пути её решений. Она должна была знать, что для Сенны имплантация СЭМа стала бы сбывшейся мечтой. Столь развитый синтетический разум, соединённый с ним навечно? Даже если бы ему единственному позволили держать имплантат в костюме вместо собственной головы, как у остальных. Даже если бы его СЭМ был ограниченным, медленным, жёстко запрограммированным, чтобы никогда не превратиться в настоящий разум. Ни один кварианец не пожелал бы летать с абсолютно не ограниченным ИИ. Только не после Ранноха. Не после всего, что было. Даже Кетси'Олам. Какой бы радикальной она себя ни воображала, она не была настолько прогрессивной. Сенна понимал это, даже если не соглашался. Настоящий искусственный разум — чувствительное создание, как и все остальные. Некоторые были добрыми и хорошими. Некоторые становились монстрами. Всё дело в том, как их воспитать. Кварианцы оказались плохими родителями, нет причины отрицать это.
Но всё-таки. Это было бы похоже на нового лучшего друга. Того, кто никогда не оставит, как это делали все остальные.
И, возможно, всего лишь возможно, именно эти мысли были причиной того, что кварианский Первопроходец — хороший, видный, солидный, ярый сторонник антигетского движения Телем'Йеред — крепко спал, как ему и следовало в пять-семнадцать утра за тридцать лет до прибытия, в то время как коммандер Сенна'Нир бодрствовал вместе с богиней головной боли, и что-то ужасное происходило, тихо и медленно окружая его.
У него пересохло в горле. Костюм немедленно увеличил влажность запаса воздуха, но это не помогло. Сенна глотнул жидкости из пипетки рядом со ртом. Остальные уже приближались. Никого не впечатлит, если его голос будет писклявым, как у подростка.
Ханар-аптекарь Исс словно вплыл в маленький альков Сенны. Его большая клиновидная голова изящно покачивалась, длинные розовые щупальца парили над палубой. Медленная, приземистая, круглая волуска по имени Ирит Нон — инженер-конструктор — вкатилась и расположилась, прислонившись к стеклянной опоре. Глаза её бело-коричневого герметичного скафандра сверкнули жёлтым в аммиачном тумане этого места. Сбитая с толку батарианка присела рядом с прозрачной стеклянной перегородкой. Она была немолода, но выглядела крепкой. Три её огромных чёрных глаза были расфокусированными и мутными: явные последствия криосна. Четвёртый глаз, нижний справа, был выбит и скверно зажил. В тусклом свете её кожа цвета шартрёза приняла кислый бирюзовый оттенок. Она выглядела сердитой. Хотя батарианцы всегда выглядят сердитыми, и Борбала Феранк была наиболее совершенным образцом своего вида из когда-либо живших. В судовом манифесте она указана как бывший офицер безопасности. Она им не была, Сенна знал это, но батарианку позабавило, что её записали таким образом. Ирония была столь же бесконечной, как и вояж в Андромеду. Когда-то Борбала была матриархом могущественной криминальной семьи на Кхар'шане, Королевой Контрабандистов, Кинжалом во Тьме. Теперь она в отставке. Теоретически. Хотя этот выколотый глаз значил чуть больше, чем теория.
Команда Полуночников «Синие-7» полностью разбужена и собрана. В Куполе уже не было тихо.
Шум раздражённого недоумения заполнил комнату. Трое новоприбывших были заняты эмоциями, через которые Сенна, Анакс и Йоррик уже прошли. Они должны были проснуться не ранее, чем через тридцать лет. Обзорные окна заметно не справлялись с задачей показывать красивые белые стыковочные терминалы «Нексуса» — огромной станции, уже построенной Инициативой и ожидающей их в галактике Андромеды. Однако они были здесь. Сенна обнаружил, что беспричинно раздражён их медлительностью. Да, да, давайте уже, просыпайтесь. Всё, что кто-либо говорил вслух или бормотал, ворчал, глумился различными способами и комбинациями с различной степенью профанации, сводилось к «Какого чёрта здесь происходит?» И у Сенны не было времени на повторное исполнение конкретно этой пантомимы.