Мы сидели и ждали, пока снимут бесконечные показания; из вентиляционных решеток в потолке нас обдувало потоками воздуха, то холодными, то горячими. В какой-то момент каждую из нас посетила психолог, но самой беседы я не помню. Затем мы вышли в центральную переходную зону: длинный коридор, заканчивающийся двойными дверями. Психолог уже стояла там, а вот лингвист так и не появилась.
– Она передумала и решила остаться, – объяснила психолог и строгим взглядом пресекла дальнейшие вопросы.
Вместе с некоторым потрясением мы испытали и облегчение: уж лучше лингвист, чем кто-то другой. Тогда казалось, ее навыки нам пригодятся менее всего.
– Теперь очистите свой разум от мыслей, – приказала психолог через минуту.
Это значило, сейчас она загипнотизирует нас, а потом и себя: такая предосторожность, как нам объяснили, позволит пересечь границу без вреда для психики. Вероятно, переход часто сопровождался галлюцинациями. Во всяком случае, так нам говорили. Я больше не уверена, что это правда. В целях безопасности нам не стали рассказывать, что же собой представляет эта «граница» – только то, что ее не видно невооруженным глазом.
Очнулись мы уже в Зоне, при полном походном снаряжении, в тяжелых ботинках, с двадцатикилограммовыми рюкзаками на плечах и увешанные разного рода дополнительными припасами. Меня и топографа шатало, у антрополога подкосились ноги. Психолог терпеливо ждала, пока мы придем в себя.
– Простите, – сказала она. – Менее болезненного перехода у меня не получилось.
Топограф выругалась и посмотрела на нее испепеляющим взглядом. С характером – видно, за это ее и взяли. Антрополог поднялась на ноги без жалоб. Мне же было интереснее осмотреться, чем искать в таком неприятном «пробуждении» личную обиду. Например, я заметила жестокую усмешку, мелькнувшую на губах психолога, когда она смотрела, как мы с трудом приходим в себя, как антрополог, рассыпаясь в извинениях, пытается встать ровно и не может. Лишь потом мне подумалось, что я неверно истолковала эту гримасу: она вполне могла выражать боль или страх.
Мы стояли на тропе, устланной камнями, опавшей листвой и сырой на ощупь хвоей, где копошились бархатистые муравьи и изумрудно-зеленые жучки. По обеим сторонам высились сосны, между ними быстрыми тенями мелькали птицы. Воздух был удивительно свеж – настолько, что некоторое время с трудом получалось надышаться. Мы отметили место входа, привязав к одному из деревьев кусок красной ткани, и отправились вперед, в неизвестность. Если с психологом что-то случится и она не сможет вывести нас по окончании экспедиции, нам приказали вернуться сюда и ожидать «извлечения». Как оно будет происходить, никто толком не объяснил. Оставалось предполагать, что руководство каким-то образом наблюдало за этим местом через границу.
Нам запретили оборачиваться по прибытии в Зону, но я улучила момент, пока психолог отвлеклась. Трудно сказать, на что это было похоже: нечто смутное, расплывчатое и очень далекое. Вспышка света, которая тут же погасла, – как будто портал или ворота. А может, обман зрения.
Причины, по которым я вызвалась пойти в экспедицию, никак не связаны с моей профессией – хотя, скорее всего, именно благодаря ей меня и взяли. Я специалист по смешанным природным зонам, а в данной местности таких было несколько, что способствовало появлению большого многообразия экосистем. Едва ли в мире нашелся бы еще один уголок, где в пределах шести-семи километров соседствовали бы лес, болото, солончак и пляж. В Зоне Икс можно было встретить морских обитателей, приспособившихся к жизни в губительной для них пресной воде. Во время отлива они заплывали в заросшие тростником естественные протоки и по ним – туда, где жили выдры и олени. На пляже, испещренном норами манящих крабов, водились огромные рептилии, тоже привыкшие к новому ареалу.
Я понимала, почему никто больше не жил в Зоне Икс и что именно поэтому она оставалась такой нетронутой, но старалась выбросить это из головы. Я воображала, что вокруг нас просто заповедник, а мы – туристы, по чистой случайности оказавшиеся учеными. В конце концов мы не знали толком, что здесь произошло и чего еще ждать, а любые готовые теории мешали бы смотреть на факты объективно. В общем, не важно, какую ложь я внушала себе: дома меня ничто не держало – он стал таким же чужим и пустым, как Зона, а идти мне больше было некуда. Что внушали себе остальные – не знаю и знать не хочу, но думаю, ими двигало хоть какое-то подобие любопытства. Без любопытства тут недолго и свихнуться.