Мужчина вывел ее через черный ход клуба в переулок, который выходил на парковку.
— Оставайся здесь, пока я беру машину, — проинструктировал ее Пятнадцатый. — Мне не нужно говорить тебе, что случится, если ты попытаешься убежать, не так ли?
Она покачала головой. Она знала, что они делают с теми, кто убегает. Ее единственный друг сбежал, когда они были детьми, и она знала, что они охотились за ней и по сей день. Синдикат, организация, владевшая всеми рабами, никому не позволяла сбежать. Однажды она тоже сбежала, и ее поймали. И она на собственном опыте убедилась, что они делают с теми, кто убегает.
Отогнав воспоминания, она осталась на месте. На ее легкое согласие он улыбнулся и ушел.
Стоя в одиночестве на краю аллеи за зданием, Лайла подняла шею вверх, чтобы взглянуть на ночное небо, и у нее сжалось сердце от того, что она не увидела ничего, кроме темноты. Она знала, что в городе по ночам не видно звезд, и надеялась, что они будут. Слишком давно она их не видела, и слишком мало за свою короткую, но тяжелую жизнь. Но сегодня ночью не было ничего, ни луны, ни звезд, только бесконечная чернота, усеянная серым дымом и облаками.
Иногда она задавалась вопросом, в чем смысл ее существования, когда будущее выглядело таким же, как небо — мрачным, безнадежным, бесконечным. Но потом она напоминала себе о единственной вещи, которая заставляла ее идти вперед, о поиске одного маленького ответа, который заставлял ее просыпаться каждое утро и смело идти вперед.
Внезапно волосы на ее шее поднялись дыбом.
Сначала до нее донесся его запах, который она вдыхала всего несколько раз за все те годы, что он наблюдал за ней, запах, который запечатлелся в ее сознании. Она была так близко к нему всего несколько раз, и она не знала точно, как он пахнет, потому что в ее жизни было не так много приятных запахов, но он был отчетливым, мужским, и это был он.
Она знала, что он был позади нее. Она чувствовала его дыхание на своей макушке, ощущала тепло его крупного тела у себя за спиной, чувствовала, как ее дремлющие чувства оживают, как всегда при контакте с ним. И когда он был у нее за спиной, она всегда чувствовала себя одновременно и преследуемой, и желанной — дихотомия эмоций, которую ей самой было трудно осознать.
Боже, она ненавидела его, ненавидела свою реакцию на него, ненавидела то, что хотела ненавидеть его еще сильнее, но не могла, и ненавидела то, что он знал это, но его это ничуть не волновало.
Она оставалась неподвижной, не нарушая тишины ни единым словом. Она задавала ему этот вопрос несколько раз, и каждый раз он запутывал ее мысли, оставляя ее в замешательстве, разочаровании и гневе. Сейчас она просто держала злость в себе, как делала это на протяжении многих лет. Злость была хороша. Злость заставляла ее чувствовать. Злость напоминала ей, что она все еще жива.
— Тебе понравились его прикосновения?
Голос, его голос, тихо прозвучал у нее за спиной. Если бы у смерти был голос, то это был бы его голос. И снова она не знала, на что похож его голос, потому что ей не с чем было его сравнить. Но она знала, что в своей жизни слышала голоса многих мужчин, и его голос, без сомнения, был самым опасным из всех.
Он напомнил ей смутную историю, которую, как она помнила, кто-то рассказывал ей, воспоминание было блеклым и, вероятно, возникло еще до того, как она попала в эту жизнь — историю о человеке, игравшем на трубах и заставлявшем всех грызунов в городе следовать за ним, прямо с края обрыва на смерть, счастливо и весело пританцовывая. У него был такой голос — глубокий, манящий, соблазнительный, голос, который мог вести людей в беспамятстве к обрыву и к собственной гибели, заставляя их наслаждаться этим, пока они оставались слепыми. Опасный, опасный голос опасного, опасного человека. Голос смерти, манящий смертных испытать свою смертность.
Ей просто повезло, что она нашла его, одного из всех людей, в ту роковую ночь много лет назад.
Она молчала, не желая подражать его голосу.
— Я задал тебе вопрос, flamma, — напомнил он ей снова.
Я тоже, хотела сказать она.
Она не знала, почему он так ее назвал. Она была уверена, что он знает ее имя, и еще больше была уверена, что это настолько близко к ласковому обращению, насколько это вообще возможно для такого мужчины, как он. Вначале, когда он называл ее так, это наполняло ее надеждой и давало чувство принадлежности. Когда надежда угасла, она поняла, что это ничего не значит. Это раздражало ее. Она не была для него ничем. Такой человек, как он, не привязывается ни к чему.