Свернув налево, в более уединенную часть промышленной зоны, Лайла огляделась вокруг, наблюдая, как исчезают любые признаки обитаемости.
— Почему здесь нет людей?
Он ответил, продолжая осматривать местность.
— Потому что весь этот квартал принадлежит мертвому промышленнику. Его предприятия, так сказать, собирают пыль, а этот район когда-то был главным местом для его бизнеса. А теперь им иногда пользуются ничтожества.
Он не был ничтожеством, поэтому она не понимала, почему он использует это место. Но она оставила эту мысль при себе, пока они шли к одной из фабрик в конце аллеи. Солнце уже почти село, небо стало темно-фиолетовым, и в заброшенном квартале призраков она почувствовала, что вздрогнула. Его рука тут же обхватила ее, и тяжесть на груди ослабла настолько, что она смогла вздохнуть. Никто не смог бы добраться до нее, если бы он был рядом. Она хотела когда-нибудь уметь защитить себя, хотела научиться самозащите, но и Даин, и доктор Мэнсон были правы в том, что ей нужно больше времени.
«У тебя есть все время в мире, Лайла. Сначала вылечи себя.»
Ей нужно было вылечить свой разум настолько, чтобы не замерзнуть, прежде чем она сможет сражаться, а до этого было еще далеко. Но Даин обещал ей, что найдет ей идеального тренера ее размера, когда она будет готова, и она доверяла ему.
Он оказал ей психологическую помощь, когда она нуждалась в ней, даже не подозревая об этом. Он окажет ей и физическую помощь, когда она будет готова. Она спросила, почему бы ему не обучить ее самому, раз он так хорошо разбирается в боевых искусствах, и он лишь бросил на нее горячий взгляд, дав ей понять, почему, и так в течение следующего часа.
Отмахнувшись от своих мыслей, она заметила отсутствие ветра прямо перед тем, как они вошли на территорию старой фабрики. Не зная, куда они идут, она даже не могла нормально видеть при слабом свете внутри, но она последовала его примеру.
Он поворачивал и сворачивал за углы, и наконец остановился в очень темном коридоре.
Он убрал свою руку и повернулся в сторону, держа ее челюсть в своей руке, его непохожие глаза смотрели на нее в темноте.
— Будь готова.
Сделав глубокий вдох, готовя свой разум к встрече с монстром, который сломал ее, она кивнула.
Не говоря ни слова, он открыл дверь, которую она даже не видела, и вошел внутрь. Она повернула шею, делая шаг через порог, и замерла.
Все ее тело застыло на месте. Не из-за мужчины, висящего на руках. Нет. Это из-за комнаты.
Комната.
Та же маленькая кровать в углу. Те же грязные стены, окружающие ее. Тот же потрескавшийся, грязный потолок. Это была комната ее смерти.
И он привел ее сюда.
Зачем?
Она почувствовала его губы у своего уха, хотя и не могла разглядеть его при слабом свете.
— Почувствуй это, flamma, — прошептал он, его голос был соблазнительным на фоне ее смятения. — Чувствуй все. Не засовывай это под ковер, не отталкивай в сторону. Что ты чувствуешь?
Ярость.
Боль.
Унижение.
Страх.
И ещё много чего.
— Он прямо там, — уговаривал голос смерти. — И он не может прикоснуться к тебе. Так что чувствуй и делай то, что тебе нужно, чтобы вернуть то, что он у тебя отнял.
Она чувствовала так много, ее руки сцепились по бокам, тело сотрясалось от силы всего, что на нее обрушилось. Ее взгляд метался по комнате, воспоминания наводнили ее разум: она лежала на кровати, медленно умирая, по одному осколку за раз, она была в грязной ванной, отрезая волосы по одному локону за раз, она сидела в углу, обхватив руками колени, борясь за то, чтобы сделать один вдох за раз. Они довели ее до этого, они затолкали ее в черную дыру, которой она сопротивлялась всю свою жизнь, и, черт возьми, если бы это не приводило ее в чертову ярость.
Из ее груди вырвался звук, который она даже не узнала, и повешенный зашевелился.
Лайла вздрогнула и присела на корточки, наблюдая за тем, как он опустил голову и обшарил глазами комнату, остановившись на одном из своих приятелей, замершем в кресле, а затем внезапно подошел к тому месту, где стояла она.
Лысый мужчина ухмылялся с полным кровью ртом.
— Зрелище для больных глаз. Одно воспоминание о твоей киске заставляет меня напрягаться.
Отвращение, такое глубокое, пронзило ее. Она хотела бы потерять память обо всем, хотела бы не помнить, о чем он говорил, как унижалось ее тело, а внутренности кричали, чтобы он слез с нее. Но она помнила, каждый толчок, каждый раз.
— Ты умрешь, — сказала она ему, ее голос дрожал от ярости.