Отдельно в тексте, в трех различных эпизодах, описаны вполне христианские сцены крещения, что указывает на частично христианский характер данного текста; на гностическую его природу указывает то обстоятельство, что именно Гнозис описывается в нашем тексте как средство достижения спасения. К тому же Бог мира сего есть Зло и Неведение и вполне может быть отождествлён с Богом [ Отцом] иудеохристианской Библии. Кроме того, всё его Воинство является воплощением фальши и полным посмешищем. Истолкование же распятия в данном тексте является тем же самым, которое давал нам гностик Василид (устами Иринея): Симеон из Киринеи был распят на месте Иисуса.
Ярко выраженный пафос нашего текста состоит в том, что, несмотря на испытания и гонения, спровоцированные ортодоксальной церковью и её невежественными подражателями, которые, по словам гностика Маркиона, “думают, что это они открывают миру имя Христа”, благочестивые гностики, напротитв, желают установить на земле подлинное братство и блаженство в радости и единении Вечной Жизни.
Предисловие к Трём Стелам Сифа (VII,5).
Трактат Три Стелы Сифа даёт нам редкую возможность взглянуть на богослужебную практику сифианской гностической общины. Сифиане отождествляли свои учения с Первооткровением Бога Адаму, которое было передано через Сифа его потомкам (см. Апокалипсис Адама НХ, V,5). Утерянный и с годами забытый, этот сифианский гнозис был заново открыт в раннехристианские времена. Получатели этого обновлённого Откровения сами себя понимали как “Живую и нерушимую Расу” (118), как Истинных Потомков Сифа Последних Дней. Три Стелы Сифа представлены как часть этого Откровения Последних Дней, в данном случае явленного Досифею предположительно, самаритянскому основателю гностицизма.
Текст, не отражающий явного христианского влияния, восходит скорее к иудейской и неоплатонической традициям. Напомним, что в библейском Бытии Сиф обозначает новое персонифицированное начало после трагического конфликта между Каином и Авелем (Быт. 3:25 5:8). Посланный Богом для того, чтобы устранить Авеля, он является Сыном в образе своего отца Адама, также как Адам является Образом Божиим. Это в его время “люди начинали взывать к имени Господа”. Согласно иудейскому историку I в. Иосифу (Ant. I, 6771), Потомки Сифа продолжают следовать его путями богобоязни в течении семи поколений, после чего также падают в безнравственную жизнь. Но в течение этих семи поколений они сохраняли и приумножали знание, переданное Адамом Сифу. Готовясь к неминуемым божьим карам водой и огнём, они сохранили это знание ради будущих поколений в двух Стелах; одну из них сделали каменной, чтобы она не пострадала от потопа, другую кирпичной, чтобы она не пострадала от огня.
О неких стелах Сифа упоминают и другие тексты (ср. Зостриан, 130 и Евангелие Египтян, 68). Перерастание двух оригинальных стел в иудейской легенде в три в нашем тексте воспроизводит влияние неоплатонических концепций о Божественной Триаде. Эти три стелы, или гимнические молитвы данного текста обращены в восходящем порядке к тройственной природе Бога: к Самопорождённому Сыну, Мужской Невинности Барбело (Матери) и к Непорождённому Отцу.
Экстатические путешествия через Небеса обстоятельно описаны в схожей гностической традиции. Так, трактаты Зостриан и Аллоген записывают эти путешествия провидцев, именами которых и были названы эти тексты. Они же описаны и здесь. Но в тех трактатах лишь мимоходом упоминаются обращения провидца к Божественной Триаде, как, например, при утверждении Зостриана, что он “соединился с ними всеми и восславил Эон Калиптоса и девственную Барбело и Невидимый Дух” и что он “стал всесовершенным”, тогда как в Трёх Стелах Сифа эти восхваления, или гимнические молитвы, записаны полностью.
И если Аллоген может быть истолкован как другое имя Сифа, оба трактата (и Аллоген, и наш текст) могут служить воспоминаниями о восхождениях Общинного Первопредка к Божественной Триаде. Далее, тогда как записи Аллогена являются редактурой того, что было открыто провидцу, Три Стелы Сифа сохранили и заклинания провидца как некий шаблон, служащий сифианской Общине Последних Дней для литургического переосмысления его восхождения. Поскольку гимнические молитвы представлены в этом трактате как молитвы Сифа, многочисленные обращения к Первой Личности в тексте (напр., в 124) выдают