Здесь нельзя не отметить разительного сходства, и не только по языку и структуре, с повествованием Пролога Евангелия от Иоанна о нисхождении Логоса, а также сходства с гимном Первого Человека о Трёх Нисхождениях Пронойи, находимой в конце наиболее длинной версии Апокрифа Иоанна (II, 1:30, 1131,25): с этими документами Тройственная Протоэннойя может быть связана даже генетически.
Автор развил данную трёхчастное самоопределение [Протоэннойи] шестью последовательными доктринальными добавлениями (36,2740,29; 41,142,2; 42,27 45,2; 46,747,5; 47,2249,15; 49,2250,9). Три из этих добавлений, в которых обзорное изложение Третьей Личности разрушает плавное течение самообращённой речи Протоэннойи, обозначены как “тайны”, связывающие Протоэннойю с Сыновьями Света.
В сущности, данная схема тройного нисхождения Божественной Первомысли в этот мир является производной от спекуляции эллиноеврейских школ мудрости, она призвана персонифицировать Божественную Мудрость и развить миф о её роли в сотворении мира и в последующем просвещении человечества. Тот же подход можно встретить и в 1 Енох., 42, Сирах., 24, Премудр., 78, и у Филона Александрийского. И кажется, что два неудачных нисхождения Софии в 1 Енох., 42 и её успешное нисхождение в Сирах., 24 в нашем трактате из трёх нисхождений были смешаны в одно, причём два из них приносят “подопечным” частичное освобождение, а третье окончательное. Эта образность аналогична той, что лежит и в основе пролога Евангелия от Иоанна, который, не будучи барбелоитским,
вероятно, был продуктом похожей формы философии Мудрости.
Уникальный вклад барбелоитов, кажется, состоит в истолковании этих трёх откровений о нисхождениях. Так, Первое нисхождение было истолковано в терминах Божественной Триады (Отца, Матери и Сына); Второе в терминах теории развивающегося Откровения, в которой каждое успешное появление носителя данного Откровения (триединых Голоса, Речи и Слова) характеризуется всё возрастающей степенью отчётливости и окончательности; Третье нисхождение ассоциируется с Логосом, который осуществляет окончательное Просвещение в форме трансцендентализированного ритуала крещения, названного в тексте Пятью Печатями.
Совершенно очевидно, что Тройственная Протоэннойя подверглась вторичной христианизации. Три глоссы, отждествляющие Сына Аутогена с Христом в Первом субтрактате (37,[31]; 38,22; 39,67), которые автор обрисовал в первом же повествовательном добавлении, вероятно, произрастают из традиционного теогонического материала барбелоитов, общих у автора Апокрифа Иоанна и у Иринея (Ерес., 1.29). Эти христианские глоссы могли исходить из тождества между христианским обозначением Христа как моногена, и тем, чьё имя кажется нам дохристианским обозначением Третьего лица барбелоитской триады Отец ? Мать ? Сын, Самопоржденным Аутогеном (Сыном).
Третий субтрактат повествует о нисхождении Протоэннойи инкогнито в виде Слова, маскирующегося в форме Властей, Сил и Ангелов. Это нисхождение достигает кульминации в окончательном обнаружении её самой в человеческой форме, которую имеют её составляющие, однако создаётся впечатление, что этот момент был добавлен позже вследствие однобокого и тенденциозного христологического истолкования текста.
Здесь же традиционные христологические названия, такие как “Христос”, “Возлюбленный Сын Божий” (т.е. “Сын Первородного”), а также “Сын Человеческий”, являются полемическими истолкованиями, выполненными в сознательно докетическом ключе, для того чтобы можно было предположить, что все эти имена были неподходяще применены к человеку Иисусу апостольской церковью. По смыслу же текста апостолический Иисус действительно показан Христом злых Архонтов, а апостолический Возлюбленный действительно является Возлюбленным Архонтов. Апостолический Сын Божий является сыном невежественного создателя мира, и апостолический Сын Человеческий есть только человеческое существо среди прочих сынов людей.