полигона, всех ненцев вывезли на материк. Судьба их была
безрадостной. На новых местах они не прижились, многие спились.)
«Вы здесь откуда? Как вас зовут?» – задал первый вопрос
спасенный человек,
«Меня зовут тадебе Фома, это моя семья, а что? Живем мы тута.
Ты сиди, ешь, да грейся, сейчас тадебтесь будем»- ответил веселый
ненец.
«Мясо тюленя? Бррр… хотя, почему нет…»
Хозяин чума просушил у костра свой большой бубен, и гулкие
монотонные удары наполнили пространство жилища. Затем полилась
песня шамана – его рассказ о далеких мирах, которые ему довелось
увидеть, путешествуя по бесконечным сферам мироздания:
«Наноооонд си ми тибтееее». Николай заснул.
42
Глаза – главный враг человека. Это из-за них мы видим только
материальную
сторону
мироздания.
Существуя
в
мире
геометрических форм, проблем, предметов, аксиом, мы упускаем
главное. Только шаман знает, что мир не заканчивается закрытой
дверью трамвая. Что даже бесконечный горизонт Ледовитого океана,
это не предел. Даже бесконечная чернота полярной ночи – не
абсолютна. И вот снова его конь-бубен скачет по параллельным
вселенным, ударом копыта открывая двери в другие миры. А мы –
покорители физического пространства с лѐгкостью подонков
распоряжаемся судьбой целых этносов, не задумываясь, каково для
них потерять землю, мир, религию, самих себя. Мы повелители
материального мира. Но на этом наша подоночная функция
заканчивается, ибо, когда мы потеряем физическое тело, у нас не
останется аргументов в нашу защиту. Духи посадят нас в вездеходы,
мерседесы, космические корабли и отправят в небытие.
День вернулся, хоть и ненадолго. Промерзший насквозь вездеход
нашли сразу. В ста метрах от него полярники увидели еле заметную
цепочку следов, вскоре вдали показался силуэт - это был их коллега.
Выглядел он счастливым и отдохнувшим. На вопрос, где он был,
Николай ответил: «Прятался от бури в другом измерении». Что с ним
случилось той ночью на самом деле, никто никогда так и не узнал, и
это лишь еще одна из тайн далекой и холодной земли, у берегов
которой умирает Гольфстрим.
43
ХОЛОДНЫЕ СТЕНЫ ДАЛЕКОГО СЧАСТЬЯ
Я понимаю, что я нежить, я не человек, но если вы думаете, что
ютиться в холодном сыром углу, укрываясь одеялом из гнилой
соломы это нормально для такого как я, вы глубоко, очень глубоко
ошибаетесь! Многие сравнивают домовых с крысами, называют
приживалками, но, разве мало мы делаем для вас, люди? А кроме
того мы тоже привязываемся, привязываемся и любим. Ведь,
согласитесь, в этом мире не так много духов, которые могут ужиться
с человеком. И вот теперь я замерзаю у столетней стены под
обвалившейся крышей, расчистив от снега место в углу погибшего
дома. Смотрю на мертвую печь, за которой еще совсем недавно я
грелся и нежился в сухости и спокойствии, и сам медленно погибаю в
полном забвении на краю заброшенной деревни.
Когда у хозяев родилась дочь, отец – работящий и справный
мужик, срубил большой новый дом. В колхозе ему, как почетному
труженику, выделили сорок кубов леса, правда, председателя потом
сильно ругали в сельсовете за самоуправство, но, в конце концов, все
согласились поощрить фронтовика и ударника труда премией в виде
лесоматериала для нового дома. Так отец маленькой Насти вместе с
товарищами за лето поставили и дом, и печь. Все сделали правильно,
и закладочные пили и монету под угол положили. Из старой избы
меня переманили, а в новом доме хозяйка сразу краюху хлеба под
печь положила, и я прижился. Настя росла на моих глазах.
Как-то ночью пришла в дом лихорадка, чтобы уморить семью. Я
прогнал старуху, но, убегая, она задела девочку своим саваном. Что
делать?! Я взял немного сажи из печи, намазал девочке лицо и стал
выть. Семья проснулась, и мать сразу все поняла. Раз домовой воет, а
у Настеньки лицо испачкано, значит, беда с ней случится. Вези,
говорит она мужу, утром девочку нашу в районный центр к врачу.
«Как же так, ведь не болеет она» – отвечает отец. Но, все же, повез -
попробуй ей перечить! А на полпути у Настеньки жар и случился.
44