И вдруг я вспомнил, что у Аннушки тоже есть своя копилка. Я ворвался в её комнату. Посмотрел на столик, копилки не было. А ведь там лежало около восьми рублей, я это точно помню. Да Колины десять. Зачем ей столько денег сразу?
Но тут я увидел, что не хватает также многих Аннушкиных вещей.
И мне сразу стало всё понятно.
Я быстро написал маме записку, чтобы она нас скоро не ждала, потому что у нас с Аннушкой есть одно очень весёлое дело. Потом оделся и тихонько, чтобы никто не заметил, выскочил из дому.
На автобусной станции, куда я, запыхавшись, прибежал, уже ходил перепуганный Коля. Он сказал, что Аннушку здесь недавно видели, а уехала она или куда-то ушла, никто не знает.
— Передай моей маме, что мы с Аннушкой уехали в город, — попросил я. — Только так, чтобы она не очень волновалась. Понял?
Коля кивнул головой. Он всё понимал. Немного погодя он с грустью спросил:
— А она навсегда уехала, да?
— Думаю, что нет, — ответил я. — Если не сегодня, то через день-два мы обязательно вернёмся.
До следующего рейса оставался целый час. Значит, я опаздываю на каких-то три часа, не меньше. Из города до Москвы можно добраться только поездом или самолётом. Но поезд уходил только ночью, а на самолёт я всё равно не успевал. Хорошо, если бы и Аннушка не успела! А впрочем, кто её пустит в самолёт — маленькую девочку без документов и сопровождающих?
Когда я приехал в город, было уже совсем темно. Первым делом я подался на железнодорожный вокзал. Там я спросил дежурного милиционера, не видел ли он девочки лет десяти, с подстриженными каштановыми волосами, в белых лакированных сандаликах.
— А во что она одета? — спросил милиционер.
— Или в сарафанчик, зелёный такой с красными цветами, или в белое платьице в синюю полоску, — подумав, ответил я. — Она, понимаете, решила одна уехать в Москву.
— Ай-я-яй, — сказал милиционер. — Нет, такой девочки я не видел… Но вы не волнуйтесь, — добавил он, с состраданием глядя на меня. — Если она здесь, то через две минуты я вам её доставлю. Живую и невредимую.
И, козырнув, он исчез.
Возвратился милиционер не через две минуты, а через долгие полчаса. Ещё издали смущённо развёл руками.
— Да не волнуйтесь вы, — ещё раз ободрил он. — Найдётся ваша девочка… А она в нашем городе впервые?
— Нет, мы с ней были здесь однажды, — сказал я. — Когда ехали из Москвы в деревню.
— А на каком транспорте вы добирались? — поинтересовался милиционер.
«Какое это имеет значение?»— подумал я, но ответил:
— Самолётом до Киева, потом на «Ракете»…
— Почему же вы не сказали раньше? — Милиционер даже присвистнул. И сразу же замолк, украдкой оглянувшись: милиционерам строго-настрого запрещалось свистеть на посту. — Так вы же её совсем не там ищете! — весело сказал он; — Её нужно искать только на речном вокзале, и больше нигде! А если бы вы ехали поездом — то только здесь, и больше нигде! Уж поверьте моему опыту.
Заметив мою нерешительность, он добавил:
— Езжайте, не бойтесь. Если она только здесь появится, до вашего прихода не уйдёт никуда! — И он снова откозырял.
Но я сначала заглянул в аэропорт. И, как оказалось, совершенно напрасно.
В — здании речного вокзала уже выключили внутренний свет. У причала покачивалась на ленивой волне какая-то «Ракета». Чуть поодаль танцевало несколько простых катеров. И нигде — ни души.
В зале ожидания было сонно и сумрачно. Старенькая уборщица неспешно возила туда-сюда мокрой тряпкой, наброшенной на швабру. Редкие пассажиры, ожидая послед, них рейсов, сладко зевали в удобных кожаных креслах. Над спинками виднелись лысины, шляпы, цветастые деревенские платки. И ни одной детской головки.
Я медленно проходил вдоль рядов, чувствуя, как с каждым шагом куда-то уходят мои силы. Ну что я теперь скажу Аннушкиной маме? И где её искать дальше, маленькую девочку, в незнакомом ночном городе?
Последний ряд — никого нет…
Вот и всё. Впереди — тусклая тёмно-зелёная стена с чёрной мрачной нишей. А в нише неясно желтеет деревянная скамейка, и на ней, положив под голову небольшой узелок, спит девочка в белом с синими полосами платьице…
Еще один серьезный разговор
— А кто тебя научил спать в сандаликах? — спокойно спросил я, хотя мне хотелось танцевать от радости.
— Это ты, Володя? — сонно улыбнулась Аннушка, пытаясь открыть·глаза. — А мне такое приснилось… — И она осеклась.
— Нет, Аннушка, ничего, тебе не приснилось. Всё так и есть. Вон уже и уборщица, пошаркивая шваброй, приближается к нам. Нужно подниматься.