– Этот дождь когда-нибудь у вас кончается? В прошлый раз, помню, тоже лило как из ведра.
Мак О'Кинли смотрит на Гороховского. Тот – на Мака О'Кинли. Оценивают друг друга.
Опускается аппарель, и лимузин магната въезжает в самолёт.
Торжественная часть заканчивается. Почётный гость взбегает по трапу. Саймон Стерн радостно обнимает Мака О'Кинли. Проходят внутрь самолёта. Заводятся моторы.
Мак О'Кинли и Саймон Стерн идут между рядами. Расталкивая их, пробегает Гороховский. За ним торопливо, поглядывая на часы, проходит группа хасидов.
Шляпа, лапсердак, борода…
– Молодые люди, так можно не успеть к «Маариву»! – командует на языке идиш Гороховский.
Мак О'Кинли и Саймон Стерн идут между рядами. Расталкивая их, пробегает Гороховский. За ним торопливо, поглядывая на часы, проходит группа хасидов. Шляпа, лапсердак, борода…
– Молодые люди, так можно не успеть к «Маариву»! – командует на языке идиш Гороховский.
Ирландец вопросительно смотрит на друга.
– Извини, Мак, время вечерней молитвы, – объясняет другу Саймон и, поправляя на голове кипу (головной убор у евреев и кардиналов-католиков), уходит вслед за группой хасидов в салон.
Сквозь щель в портьерах Мак О'Кинли видит, как все почтительно располагаются вокруг босса – реб Боруха.
Магнат смотрит на часы и кивает головой кантору[2]. Тот прокашливается и начинает. Звучит вступление к вечерней молитве – «Кадиш»[3]: «Да возвысится и освятится Имя Его! Амен!» Сначала соло, потом голосов становится больше. И вот уже звучит мощный хорал: «В мире, сотворенном по воле Его…»
Ливень. Самолёт разгоняется. Ревут моторы. Тумблеры, рычажки – пилоты за работой.
Молятся, покачиваясь, хасиды. Бежит под крылом самолёта взлетная полоса.
Дождь. Мрак. Молитва. Самолёт пронизывает кромку тяжёлых облаков. И вырывается к солнцу.
Саймон после молитвы возвращается к Маку О'Кинли:
– Через пять минут, Мак, я представлю тебя боссу. И ты ему анализ рынка. Никаких предположений! Только факты. От выражения «мне кажется» он звереет.
– А эти шумные ребята, – Мак провожает взглядом хасидов, выходящих из салона, – тоже в бизнесе?
– Эти ребята в комплекте.
– Не понял…
– Дело в том, что мистер Финкельштейн всё время в пути, – поясняет Саймон. – А для молитвы должен быть всегда «миньян».[4] Комплект. Десять евреев. У нас в штабе их шесть. Остальные… Не евреи. И чтобы не утруждать себя каждый раз поиском на месте, боссу легче возить с собой всегда пяток лишних. Зато все как на подбор. Знатоки «Мишны и Гемары».[5]
– Понятно. Это такая слабость мистера Финкельштейна.
– Это не слабость, Мак. Это сила!
– Не помню, чтобы в Гарварде ты, Саймон, отличался такой правоверностью.
– С годами, Мак, человек становится мудрее.
Мак О'Кинли и Саймон проходят в салон. А там как раз мистер Финкельштейн заканчивает разговор с Гороховским.
Говорят они, конечно, на языке идиш:
– «Угерет»[6], реб Гороховский. Вы берёте с собой в помощь этого своего приятеля. И если всё случается, как вы говорите… Миллион.
– А приятелю?! Реб Гутману?
– Хорошо. И ему двести тысяч.
– На немецком языке говорят? – шёпотом спрашивает Мак у Саймона на английском языке.
– На идиш.
– Да-а?! На этом языке ещё разговаривают?
– Почему не больше? – торгуется Гороховский.
– Если бы я платил по принципу «почему не больше», я бы не был Финкельштейном, а был бы Гороховским, – магнат даёт распоряжение Саймону. – Оформите командировку. Назовём так… «Этнографическая экспедиция», – опять поворачивается к Гороховскому. Смотрит на него. – Да-а-а. Сам себе удивляюсь! Поддаться на ваши «майсы»…[7]
Гороховский воздевает руки, собираясь начать очередную историю.
Финкельштейн машет рукой:
– Хватит! «Зайт гизунт»![8] – и отворачивается к Маку и Саймону.
Гороховский с важным видом покидает салон.
– Разрешите представить вам. Мистер Мак О'Кинли, – торжественно произносит Саймон (понятно, что уже на английском языке). – Тот самый. Да! Я выдернул его из Лондона прямо из-под носа у…
– Я давно хотел видеть вас в своей команде. – Финкельштейн жмёт руку Маку. – Давайте к делу!
– Итак, анализ состояния рынка бриллиантов на сегодня… – начинает Мак.
Часть первая
Гости
3
Кадиш – еврейская молитва, прославляющая святость имени Всевышнего и Его могущества и выражающая стремление к конечному искуплению и спасению. Эту молитву читают только при наличии миньяна (десяти взрослых мужчин), (иврит и идиш).