Вдова громко всхлипнула, прижав кружевной платочек к глазам.
– Но мы с вами, друзья, ученики и единомышленники, собрались сегодня, накануне этого печального для всего края… да что там края, всей России и, не побоюсь впасть в преувеличение, горестного для всего цивилизованного человечества, события, с тем, чтобы ознакомиться с последней волей покойного…
Соколовский открыл бывший при нём пузатый портфель и, покопавшись там, извлёк тонкую полиэтиленовую папочку. Торжественно положив её перед собой, профессор продолжил:
– Приступая к оглашению последней просьбы Иннокентия Наумовича к нам, его соратникам, я не буду говорить и напоминать вам о том, какой светлой личностью, каким, я бы сказал, матёрым человечищем был академик Великанов. Его выдающийся вклад в российскую и мировую науку трудно переоценить. Огромное, непоправимое горе свалилось на нас, друзья, – Соколовский тяжёло вздохнул и пристально посмотрел на Марципанова. Тот закивал торопливо и принялся яростно тереть лоб и щурить глаза, будто бы сдерживая набежавшие слёзы. – М-мда… – продолжил, словно удовлетворившись реакцией Эдуарда Аркадьевича, профессор. – Мы ещё скажем нашему другу и учителю тёплые слова прощанья. Но некоторым из нас предстоит выполнить ещё и нелёгкую и в то же время особо почётную миссию. Согласно воле академика Великанова, изложенной некоторое время назад, словно в предчувствии скорой кончины, в личном письме в мой адрес, – Соколовский поднял и продемонстрировал собравшимся прозрачную папочку с кривыми строчками рукописного текста, – после кремации прах Иннокентия Наумовича должен быть развеян над тем местом, где он безвинно страдал долгие годы. Откуда ему посчастливилось вернуться живым, но где остались лежать в лесах и болотах тысячи и тысячи наших сограждан!
– И где это место? – поинтересовался вполголоса кто-то.
Соколовский укоризненно покачал головой:
– Странно слышать из ваших уст такие вопросы, коллега. Конечно же, академик Великанов завещал развеять его прах над лагерем, где отбыл пять лет. Находился этот лагерь в Острожском районе нашего края. Места там глухие, таёжные. Много непроходимых болот…
– А как мы узнаем точно, где располагался этот островок ГУЛАГа? – поинтересовался Новохатько, подающий надежды студент.
– У меня есть более или менее точные координаты, – успокоил его профессор. – Но путь предстоит не близкий. От краевого центра до Острожска по автомобильной дороге триста километров. Потом от райцентра ещё двести километров на север по тайге и болотам. Поэтому тем, кто будет исполнять последнюю волю Иннокентия Наумовича, потребуется немало личного мужества и физических сил. Хотя, конечно, эта миссия, которую я сам намереваюсь возглавить, не идёт ни в какое сравнение с испытаниями, выпавшими на долю академика, преодолевшего шестьдесят лет назад эти расстояния в кандалах, под конвоем… Финансовую сторону экспедиции берёт на себя известный в крае меценат, во многом разделяющий наши либеральные убеждения, Артур Семёнович Переяславский. Он предоставляет в наше распоряжение автомобиль, оплатит расходы за аренду вертолёта у МЧС. – Соколовский задумчиво осмотрел собравшихся и остановил взгляд на Марципанове. – А теперь мне нужны добровольцы. Трёх человек будет вполне достаточно.
«Вот гад! – подумал с досадой Эдуард Аркадьевич, которому вовсе не улыбалось тащиться к чертям на кулички, в тайгу. – Попробуй откажись – сразу внесёт в кондуит. И прощай тихая и сытая жизнь…» А потом попенял покойному академику: «И этот старый хрен тоже… Не может даже после смерти обойтись без дешёвых понтов». А вслух сказал, подняв руку:
– Почту за честь принять участие в этой действительно важной и почётной миссии, имеющей чрезвычайно большое общественное значение. Прошу считать меня добровольцем!
5
Марципанов хорошо знал местного олигарха Переяславского. Несколько раз бывал у него на личном приёме, выпрашивая какие-то деньги на правозащитную деятельность. Тот хотя и не отказывал, щедростью особой не отличался. А в последние годы и вовсе до минимума сократил контакты с местными либералами, освоив, как и большинство региональной элиты, патриотическую, державную риторику. Однако в этот раз на просьбу правозащитников откликнулся, прислал старенький джип «Лендровер», багажник которого был забит провизией на дальнюю дорогу, включая звенящий глухо ящик водки – для того, чтобы помянуть после выполнения миссии усопшего по русской традиции.