Егерь вдруг приметно вздрогнул, ещё более оборотился к журналисту спиной, скрывая лицо, и быстро-быстро зачастил щёткой по боку меринка: ширк-ширк-ширк… И ответил напряжённо, неискренне:
– Никого, гражданин учёный, я здесь не встречал. Ни диких людей, ни обнаковенных… Говорю же, приезжали лет пять назад из леспромхоза… лося завалили… Так у них лицензия на отстрел была…
Сконфуженный явным нежеланием егеря поддерживать разговор Студейкин пробормотал виновато:
– Что ж… Извините… Я просто так, и чистого научного интереса, полюбопытствовал…
И отошёл, обескураженный переменой, произошедшей со словоохотливым добряком – хозяином заимки.
Выйдя за пределы огорожённого плетнём двора, он принялся бродить вокруг заимки, не удаляясь, впрочем, далее десятка шагов: уже смеркалось, а тайга и болота были совсем рядом. Не ровен час, ещё заблудишься на ночь глядя…
Движимый праздным любопытством, журналист обошёл хозяйственные пристройки – бревенчатый сарайчик, конюшню для меринка, баньку, пару стожков сена, и оказался на задах избы. Здесь, судя по свежевскопанным грядкам, грудам пожухлой картофельной ботвы, у егеря был огород. Он тянулся метров на сто, к самому болоту, которое сейчас парило, клубилось туманом и выглядело в накатившихся сумерках особенно зловещим.
Неожиданно, бросив взгляд под ноги, Студейкин застыл, будто поражённый разрядом молнии. На одной из вскопанных гряд он увидел отчётливый отпечаток человеческой ступни. А рядом – ещё один. Цепочка следов тянулась от болота к избе. Журналиста поразило даже не то, что прошедший здесь человек был бос. А то, что, если перевести отпечатки его полуметровых стоп на размер обуви, то, наверное, выйдет шестидесятый какой-нибудь, никак не меньше!
Поскольку ноги у егеря, как заметил ранее журналист, были вполне нормальные, не более сорок третьего размера, следы принадлежали неизвестному великану, который вышел босиком из болота, подошёл к избушке, а может быть, и вошёл в неё.
Поёжившись, Студейкин отправился в дом. Его вдруг охватил безотчётный страх, даже ужас. Ни словом ни обмолвившись о случившемся ни с хозяином, ни с попутчиками, он лёг на краешек медвежьей шкуры возле Богомолова, сунул под голову какой-то брошенный на пол егерем специально для гостей тюфяк и, несмотря на крайнее смятение от увиденного только что, почти мгновенно уснул.
10
Утром Пётр Пименович был опять радушен и хлебосолен. На завтрак он приготовил гостям наваристую похлёбку из дикой утки, вяленую рыбу, миску солёных грибов, приправленных местной духмяной травкой, крепкий чай из пыхтящего паром латунного самовара.
– Я здесь без электричества, телевизоров всяких живу, – ворковал он, потчуя путников. – Даже не знаю, к примеру, кто вместо Путина президентом России стал. Да мне, ваще-то, и один хрен. Я и при Брежневе, и при Ельцине зверя промышлял. Счас даже легше стало – отчётов меньше. А еда… Как при коммунистах с огорода и тайги кормился, так и при нынешних… как их назвать-то?.. демократах, што ли?
– Прекрасно. У вас, можно сказать, полный суверенитет, – согласился Фролов. – Даже если все города погибнут от катаклизма какого-нибудь, вы здесь и не почувствуете… А нам пора и честь знать, – встал он из-за стола. – Провожайте гостей, Пётр Пименович, в цивилизацию окаянную!
Быстро собрав нехитрые пожитки, путешественники, не без сожаления оставив приветливую заимку, вслед за егерем углубились вновь в хмурую, настороженную к чужакам, тайгу.
Рано утром Студейкин, выбрав момент, – будто до ветру, – сбегал за избушку, но следов, обнаруженных давеча, уже не нашёл. Гряды были разрыхлены, и перепачканные землёй грабли валялись тут же. На обратном пути он столкнулся с хозяином.
– А я тут огородиком занимался, – словоохотливо, хотя журналист и не спросил его ни о чём, пояснил егерь. – Озимый лук посадил. Весной, чуть снег сойдёт, у меня вот такое перо вылезет! – показал он, раздвинув руки на метр. – Лук в тайге – первое дело. От цинги, от простуды…
И теперь, бредя за товарищами, Студейкин молчал, соображал замороченно: наяву ли наткнулся он на следы огромных босых человеческих ног или они ему только привиделись?
– Я вас, робяты, на лесосеку выведу, – объяснял попутчикам шагавший бодро впереди с длинным шестом в руках Пётр Пименович. Низкорослый, толстенький, в брезентовой плащ-накидке, шляпе и броднях с отвёрнутыми голенищами, он походил на сказочного Кота в сапогах. – Тут, если напрямки, километров пятнадцать идти, не больше. А по просеке ещё через пару-тройку часов ходьбы вы на грейдер выйдете. Там уже лесовозы ходят. Не так часто, конечно, как троллейбусы в городе, – хохотнул он. – Но пара машин за день обязательно проезжает. На них и до райцентра доберётесь.