Главным подшефным объектом теперь стала аномалия в трехстах километрах к северу от Москвы. В ближайшее время он собирался организовать туда очередную экспедицию, но пока удерживала нехватка средств…
Услышав о поисках новых спонсоров, Хрустов словно очнулся от гипнотического сна. Подоплека происходящего предстала во всей очевидности.
– Вроде бы нормальный человек уже с полчаса слушает рассказ о каких-то мифических аномалиях, а случайный знакомый охотно читает лекцию с историями якобы из собственной жизни.
Хрустову доводилось встречать патологических болтунов, но Семигорцев под этот тип не подходил. Так что вывод напрашивался весьма прозаичный:
– Раскручивают тебя, дурак! Банально и пошло раскручивают. Хотя, надо заметить, что способ не лишен оригинальности…
После этой неприятной догадки разговор как-то очень быстро свернулся. Когда выходили из заведения, Хрустов ожидал, что сейчас ему намекнут на возможность принять участие в спонсорской поддержке. Но Семигорцев просто крепко пожал на прощание руку, сказав, что будет рад продолжению знакомства. На том и расстались. За ближайшим поворотом Хрустов достал визитку нового знакомого и демонстративно разодрал ее пополам. Но, когда хотел выкинуть обрывки, произошло нечто странное. Показалось, что за ним внимательно наблюдает какой-то худой долговязый тип в грязной потрепанной куртке. Почему-то испугавшись, Хрустов быстро зашагал прочь, а половинки разорванной визитной карточки непроизвольно засунул обратно в карман.
После встречи с аномальщиком мир вдруг утратил жесткие контуры. Над городом по-прежнему висела пасмурная дымка. Время от времени крупными редкими каплями начинал брызгать дождь. Встречные прохожие то открывали, то зарывали зонтики. Иногда приходилось убирать лицо, чтобы в него не угодили острием или спицей. И все вокруг казалось неустойчивым, суетливым и опасно зыбким.
Неожиданное решение.
Петр Иванович Хрустов прибывал не в лучшем расположении духа, и появление сына встретил раздраженным ворчанием.
– Стыдно молодому мужику целыми днями ни черта не делать, да еще с утра пораньше накачиваться пивом!
Обычно Антон встречал такие выпады молчанием, но сейчас вдруг взорвался. Не узнавая своего голоса, он кричал, что будет делать все, что захочет. Потому-то его деньгами оплачивается квартира, спутниковое телевидение, а также деликатесы к общему столу, которые простые российские пенсионеры вряд ли себе могут позволить.
Выкрикивая последнее заявление, он уже осознал, что перегибает палку. Но слово не воробей. Павел Иванович еще сильнее сгорбился, обиженно забормотал себе под нос и скрылся в своей комнате. Антон чувствовал раскаяние, однако сразу же идти извиняться не хотел.
– В конце концов, сколько же можно брюзжать! Лучше бы посоветовал, как жить на этом свете. А то тоже мне, отец называется!
Грузно опустившись на диван, он ощутил, как в желудок давит на грудную клетку, от чего сердце неприятно защемило. Состояние было на редкость омерзительное. Пивное опьянение успело перерасти в похмелье. Заниматься чем-либо не было ни сил, ни желания, а до вечернего телесериала еще оставалось безмерное количество времени. Переодевшись в старенькие джинсы и широкую импортную майку, явно сшитую для толстяков из американских комедий, он походил по комнате, присел, а потом и прилег на диван. Сознание сразу же провалилось в пустоту, выйти из которой удалось только несколькими часами позже.
Просыпаться в сумерки всегда отвратительно. Вырвавшись из естественного ритма, организм не знает, переходить ли к окончательному пробуждению или снова погружаться в сон. Некоторое время не было сил пошевелить ни рукой, ни ногой. Наконец, он заставил себя подняться и отправился готовить кофе. Проходя мимо гостиной, обнаружил, что телевизор не включен. Петр Иванович из принципиальных соображений отказался смотреть свой сериал по спутниковому телевидению. Подавив грызущее чувство раскаяния, Хрустов-младший поплелся дальше на кухню. Он уже признавал, что был со стариком по-свински груб, но упрямство еще мешало попросить извинения.
Кружка кофе немного помогла, но настроение все равно оставляло желать лучшего. Прихлебывая горячий напиток, он смотрел на уродливые силуэты железных гаражей на другой стороне дороги и думал о том, что с каждым годом мир для него теряет краски. Пейзаж за окнами словно специально усиливал депрессию. Полная некрасивая женщина тащит тяжелую сумку. Два мужика, подняв капот старой "волги", копаются в двигателе, семейная пара алкоголиков, нетвердо ступая по тротуару, оглашает воздух грязной руганью.
Лето было в самом разгаре, но он уже представлял, что через пару месяцев зальют дожди. И без того нерадостная картина утонет в серых осенних красках. А с середины ноября ляжет снег. Колючий холод будет чередоваться со слякотью оттепели. И так до апреля. Да и весна, которую так ждешь, тоже бессмысленна, как и все в этой жизни…
Такого тяжелого приступа меланхолии Хрустов даже не мог припомнить. Пожалуй, даже когда Нина объявила о своем уходе, состояние было куда бодрее. Во всяком случае, злился, ревновал, да и в глубине души еще на что-то надеялся.
– А тут прямо тоска смертная. Хоть в гроб ложись!
Единственным человеком, с которым еще хотелось общаться, была дочь. Он уже снял трубку, но звонить все-таки не стал. Решил, что сделает это позже, когда пройдет пик депрессии.
– Нечего девчонку своими соплями грузить! Завтра с утра позвоню. Хотя лучше в обед, когда из школы придет.
Тут же он вспомнил, что на дворе конец июня. Дочь наверняка отдыхает с отчимом и матерью где-нибудь на средиземноморском курорте. Мелькнула мысль и самому отправиться куда-нибудь к лазурному морю. Но большого энтузиазма это не вызвало:
– Никуда ты, брат, от самого себя не денешься. Хоть на край света поезжай!…Хотя почему обязательно на край света?…
Вспомнив вдруг о новом знакомстве, Хрустов взволнованно заходил по кухне. Потом побежал в комнату и извлек разорванную визитку. Теперь он уже благодарил судьбу, что по рассеянности вместо урны сунул ее в карман брюк. В этих неровных клочках бумаги сейчас был его шанс вырваться из душевного кризиса. Во всяком случае, в это страшно хотелось поверить. Ну, а если новый знакомый все-таки окажется сумасшедшим или проходимцем, тогда можно делать окончательный вывод:
– Жизнь полная бессмыслица, и переживать о ней даже не стоит!
Долгий путь из Беляево на Варшавку
Следующим утром, еле дождавшись одиннадцати, Хрустов позвонил в офис клуба. Ответил приятный женский голос, потом трубку взял сам Семигорцев. Просьбе о встрече он совсем не удивился, и достаточно сухо предложил:
– Приезжайте, переговорим.
Выпив на дорогу чашку кофе, Хрустов стал собираться, но уже в дверях его остановил телефонный звонок. Голос в трубке показался совершенно незнакомым. Некоторое время он в растерянности слушал, как девушка с провинциальным говорком настойчиво изъявляет желание повидаться. Постепенно до него стало доходить:
– Галочка из Тулы? Вот это сюрприз!
Он даже не помнил, оставлял ли ей свой телефон. И вот теперь она снова оказалась в Москве, и очень жаждала новой встречи. Даже намекала, что не откажется от общения в домашней обстановке.
– С чего бы это вдруг? – с подозрением думал Хрустов, но кто-то словно нашептывал в ухо:
– Тебе то какая-то разница! Куй железо пока горячо. Только аккуратней, чтобы на деньги не развели, как последнего идиота.