– Ну, и кто мне теперь убытки покроет? – грозно гудел Дорофеев. – Вы? У меня ж с финнами договор.
– Финики еще неустойку нам выкатят, – подсказал Гарик.
Дорофеев раздраженно отмахнулся.
– Пущай сами приезжают и пилят, – пьяно прогундосил Захар, – а мы в лес ни ногой!
Сельчане одобрительно загудели. Худой высоченный Игнат, комично контрастировавший с Дорофеевым (ростом такой же, а поперек – в три раза тоньше), известный тем, что открывал рот очень редко, но изрекал всегда какую-либо неожиданную мысль, пробасил:
– Финику все равно где жить, пусть он и рубит. А русский человек дома жить должен.
Толпа и его поддержала равномерным пчелиным гудением.
– С голодухи подохнете! – зло пообещал Дорофеев.
– Лучше самим сдохнуть, чем к ентим!!! – вскрикнул Захар.
– Хотите, чтоб всех наших мужиков перетаскали?! – вступила жена Петро Татьяна.
– Этим-то что! – вступила ее соседка Анна, женщина еще нестарая, незамужняя и потому тоже в мужиках кровно заинтересованная.
– Да кому они нужны, ваши мужики?! – Эльхан не выдержал и дополнил свою реплику длинным азербайджанским ругательством, которое, будь оно переведено на русский, оказалось бы оскорблением легендарных героев данного населенного пункта, хотя именно в деревне Марс памяти ни о каких легендарных героях не хранилось.
– Нам нужны! – решительно отрубила Татьяна, на секунду потеряв контроль над своим непутевым мужем.
Петро, воспользовавшись этим, решительно взмахнул топором. Лезвие просвистело буквально в сантиметре ото лба Дорофеева. Бизнесмен побледнел, но с места не сдвинулся. Он знал, что, если отступить перед пьяным, тот, воодушевившись, вполне может перейти к еще более агрессивным действиям.
Петро, однако, вовсе не собирался атаковать гостей. Топором он взмахнул не в боевом, а в трудовом порыве.
– А чё, а может, рискнем? Чё нам, мужики? Наш лес: хотим – ходим, хотим – рубим!
– Я те рискну! – Татьяна схватила мужа за запястье. – Дровосек железный!..
– Вы что, в эти сказки верите? – Дорофеев попытался продолжить мирные переговоры.
– Однако парень-то пропал… – подал голос с крапчатой кобылы ковбой и хозяин салуна Данила. Для человека в таком легкомысленном наряде реплика прозвучала на удивление рассудительно.
– Напился и провалился. В болото! – ухмыльнулся Рома.
– Не ржи! – оборвала его Татьяна. – Здесь многие их видали!
Толпа вновь загудела.
– А кой-кто и раньше видал! – воскликнула деловитая Марфа, облаченная в видавший виды цветастый сарафан. – Вот дед Тарелка их видал! Скажи, дед!..
Все расступились, давая сухонькому деду Тарелке пройти в центр форума. Дед крякнул и вышел. В руках он держал бутыль самогона. Дед обвел собравшихся косым взглядом.
– Чего молчишь?! Говори!.. – раздалось из толпы.
Дед Тарелка неспешно поднес бутыль к губам, сделал изрядный глоток. Эльхан снова ругнулся по-своему. На сей раз он выражал свое неудовольствие христианскими религиями, не возбраняющими своей пастве злоупотреблять продуктами переработки спиртосодержащих культур. Пожив десять лет в тесном контакте с представителями этих религий, Эльхан и сам научился пренебрегать безалкогольной моралью Аллаха. За что и был наказан: пропитанная сивушными маслами печень барахлила, как мотор старого «Запорожца».
Дед Тарелка сухо откашлялся и начал:
– Было это еще при «сухом законе»… Был тогда такой секретарь Горбачев, сам с отметиной на лысине, будто из Космоса прилетел. Ему из-за этой отметины пить было нельзя, и вообще много есть было нельзя, только пиццу можно, вот он и ввел сухой закон, и продукты многие отменил…
В обход «нормальным героям» пришлось шкандыбать не меньше часа. Оперативники изрядно устали. Рогов и Стрельцов шли молча, погруженные в не самые радужные мысли. Семен, переодевшийся-переобувшийся в пляжный костюм, по-прежнему пребывал в веселом настроении, продолжая напевать разные песенки, и даже успевал умиляться белочкам на деревьях.
Наконец впереди показались покосившиеся избы.
– Почти пришли, – несколько виноватым голосом произнес Василий.
– Километров семь отмахали, – устало прикинул Гриша. – Во, смотрите! Чего это у них? Выборы?
С дороги было хорошо видно пеструю толпу на опушке.
– Толковище. И этот там… Чингачгук, – заметил Рогов.
– Урожай делят, – предположил Семен, критически оглядывая заросшее сорняками поле.
– Или инопланетянина поймали, – хохотнул Стрельцов.
Он и не мог предположить, что почти угадал. Но, как говорится, «с точностью до наоборот»…
Обстановка на опушке меж тем накалялась. Захар наседал на Дорофеева:
– Ты деда Тарелку не оскорбляй!! Мы сами кого хошь!! И патрятизьмом не тыкай!!
– Фиников пусть оскорбляет, они это любят! – пробасил Игнат.
Толпа гудела. Эльхан рычал, еле сдерживая себя. Рома сдерживаться больше не мог и не хотел. Шепнул Дорофееву: «Виталик, я пугану!», остановлен шефом не был, бросился к джипу, вытащил из салона помповое ружье, подбежал к Захару и наставил на него ствол:
– А ну быстро лес валить!..
Толпа охнула, а Захар, ни на секунду не смутившись, рванул на груди рубаху:
– Стреляй, буржуй недобитый!!
И сделал шаг навстречу Роме. Тому пришлось отступить.
Выстрел все же раздался – с криком: «Не шали!» пальнул в воздух ковбой Данила, несправедливо прозванный Роговым индейцем Чингачгуком.
Петро неожиданно бодро отпихнул Татьяну и замахнулся на Рому топором:
– Щас я тебя повалю! Будет тут у нас!..
Дорофеев устало и недовольно вздохнул, опустил ствол Роминого ружья, успокаивающе поднял руку. Его послушались. Мощная фигура бизнесмена и его спокойствие действовали отрезвляюще.
– На что пить-то будете, мужики? – спросил Дорофеев.
– За нас не боись! – мотнул головой Захар. – Без ентого не останемся!
– А захотим, и не будем пить! – громко икнул дед Тарелка. Толпа примолкла, как громом пораженная смыслом сказанного.
– Захотим и не будем! – упрямо повторил Тарелка. – Назло!
– Разве что назло… – буркнул Дорофеев.
Услышав выстрел, оперативники удивленно остановились.
– О-го. Пальба началась, – констатировал Стрельцов.
– Я же говорю, Дикий Запад, – кивнул Семен. – А чем Марс хуже Земли? Первопоселенцы против аборигенов. Все как у нас. Только у них-то еще – Бог войны, все дела…
Выстрелов больше не было. Переглянувшись, друзья решили не вмешиваться. Идти своей дорогой. В конце концов, отдыхать приехали.
Трехсотдолларовое ранчо Федора Ильича выглядело на все четыреста пятьдесят, а то и на пятьсот.
Домик небольшой и старенький, но довольно крепкий и такой с виду… опрятный, что ли. Банька чуть в стороне – крохотная, но ведь не оргии там устраивать. У туалета, что в глубине участка, на крыше – резной петушок.
– Почти как в сказке Пушкина, – отметил Семен. – Хоть что-то наше, родное-посконное. А то все ковбои, космонавты…
– Так петушок тоже там был… от шамаханского колдуна какого-то, – усомнился Гриша.
Семен понял, что лопухнулся, но признать этого не захотел:
– Это царица была шамаханская, а петушка колдун из России бандеролью выписал. Ярославской породы…
Участок довольно большой. На нем грядки, садовые деревья. Там же внушительно стояла «Волга» Васькиного тестя. Теща возле дома увлеченно доила козу и что-то ей негромко рассказывала. Коза равнодушно махала хвостом. Куры ходят кудахчут. Неужели из тех крохотных цыплят выросли, что в ванной пищали? Удивительно даже. Сам Федор Ильич рыл ямы под столбы для установки забора: старый совсем развалился. Свежие столбы лежали тут же, радовали глаз белыми, сияющими на солнце боками. Идиллия, короче. Тесть и теща так увлеклись здоровым деревенским трудом, что на гостей внимания не обращали. Василий кашлянул: ноль эмоций. Пришлось подать голос: