Пока Коля, сразу после аварии, метался в бреду, мучаясь страшной, ни с чем не сравнимой болью (благодаря постоянным взяткам ему кололи хорошие обезболивающие, но их ненадолго хватало, а колоть больше врачи отказывались — говорили, вредно), к нему приходили и зазеркальные, иномирные его родные. Коля так и не понял, как: ведь с постели он не вставал, и зеркал в палате интенсивной терапии не было! Однако как-то они умудрились появиться в палате. Все четверо: отец, мать, сестра, невеста. Отец смотрел на него, морщась от сострадания, но стараясь не выражать чувств. Агея и Рамила, обнявшись, плакали. Мама с окаменевшим лицом стояла у изголовья и водила над его головой раскрытыми ладонями — колдовала. Кажется, ему правда стало полегче от ее пассов. А может — от ее присутствия.
Мама сказала:
— Я предвидела это. Чтобы отдать свой долг этому миру, приютившему и спасшему тебя, ты должен был спасти кого-то, кто нужен и важен, кто изменит этот мир к лучшему.
На прощание Рамила села к нему на край кровати, откинула с лица красное покрывало и осторожно поцеловала Колю куда-то в бинты. От этого ему окончательно полегчало, и он уснул. Проснувшись, он задумался: интересно, которая из спасенных девчонок так уж нужна и важна для этого мира, которая сможет изменить мир к лучшему?
С этой ночи Коля пошел на поправку.
Из больницы он вышел только в конце февраля. Когда Коля впервые взглянул на себя в зеркало без бинтов, он ужаснулся. Вся голова была покрыта словно бы расплавленной, лоснящейся красной кожей. Шрам на шраме… По кромке лба — тоже сплошные рубцы, даже здоровая кожа натянулась. А уши превратились в два ярко-розовых огрызка. Он и раньше-то был не красавец, но теперь… Теперь он был просто монстр. На него было страшно смотреть.
Правда, Коля знал, что Рамила все равно будет его любить. И таким будет любить, лишь бы вернулся… А не вернется — она и впрямь никогда лица не откроет, и за другого не пойдет. И все равно неприятно было приходить к ней таким уродом.
Коля опасался, что его не возьмут обратно на работу после двухмесячного пропуска. Деньги ему были нужны. На лечение основательно потратились, а ведь еще и маме лекарства постоянно требовались, и в больницу она то и дело ложилась — кровь чистить, как это она называла.
Но Вольге достаточно было одного взгляда на Колю для принятия решения в его пользу. Он даже зарплату Коле немного повысил. Сказал, давясь смехом: «За проявленное мужество и героизм, от государства-то тебе точно ничего не перепадет». Похоже, Вольга действительно зауважал Колю. Во всяком случае, теперь он еще чаще требовал, чтобы Коля сопровождал его. Вольгу даже не смущало, что многие его партнеры при виде Коли ощутимо вздрагивали, а потом снова и снова украдкой поглядывали на его ужасное лицо. А может, Вольге это даже нравилось… Коля не исключал, что может быть и так.
Глава 19
Мама Коли Олиференко умерла от цирроза печени в апреле. Попала с приступом в больницу — а через три недели ее уже хоронили. Врачи твердили, что поделать ничего было нельзя. Собственно говоря, они предупреждали о том, что мама умрет, уже вскоре после первого обследования. И мама тоже понимала, что умирает.
Коля готов был заплатить какие угодно деньги, лишь бы она не страдала. И она почти не страдала. А незадолго до смерти вдруг сказала, что должна сообщить ему что-то важное. Очень-очень важное. Коля догадывался, что именно… Но послушно сел возле ее кровати. Взял в свои большие, грубые руки ее руку — исхудалую и горячую.
— Коленька, миленький, ты ведь мне не родной, — прошелестела мама.
И рассказала ему всю правду. Свою правду.
Коля только кивал.
Надя Олиференко родила сына от заезжего студента. Назвали мальчика Колей — в честь беспутного отца-предателя, которого Надя любить все равно не переставала.
Надя сына у своих родителей оставила и уехала в город работать. Каждые выходные его навещала. Но как-то летом во время отпуска своего официального нанялась Надя «шабашить» за хорошие деньги на постройке и отделке частной дачи какого-то торгаша. Платили и правда хорошо, но целый месяц она своего Коленьку не навещала. А когда приехала — узнала, что заболел ее двухлетний малыш, аппендицит у него воспалился, а бабка с дедом поздно внимание обратили, слишком поздно. Мальчика отвезли в больницу, прооперировали, но он не выжил. Его похоронили за два дня до Надиного возвращения. А ей телеграмму на адрес общежития послали, да только Надя не получила, в другом месте была…
Родителей своих Надя чуть не поубивала, они даже испугались ее и прощения просили — впервые в жизни. Но ведь и правда же поздно было: малыша уже не вернуть. И вот, обезумев от горя, пошла она в лес. В страшный краснозоринский лес, где всякие водились чудовища, а люди исчезали средь бела дня и на много лет, а то и навсегда. Наде хотелось погибнуть или просто навсегда исчезнуть из этого проклятого мира… Шла она, давясь рыданиями, и вдруг услышала детский плач. Ей тогда показалось, что она узнала голос своего умершего мальчика, и Надя кинулась, не разбирая дороги… Но это, конечно же, не был ее сын. Это был Коля. Вернее, Ранаан, потерянный сын Бокана, короля степных варваров, и его возлюбленной супруги, колдуньи Несбет. Он сидел возле трупа огромного черного пса и горько плакал.