Выбрать главу

— А кто тебе сказал, что они нелепые, — Бульдозер развёл руками. — Может быть, здесь как раз и прослеживается последовательность предыдущих поступков, и нынешнего психоделического состояния, разорванного пополам и напрасно ищущего выход — и не находя. В добровольном отступничестве от Творца, остаёшься один на один со своей свободой.

— Да, пожалуй, — Крон вздохнул и перевёл разговор в более весёлое русло. — Как раз анекдот в тему: Звонок в дверь. Мужик её открывает и видит на пороге пугало с косой: рваные джинсы, цветастая рубашка, с огромной заплатой в горошек, на запястьях разноцветные фенечки, а сельскохозяйственный прибор раскрашен пол хохлому. Его лезвие имеет роскошное чернение, и не менее изящную, золотую гравировку. Кандидат в покойники, совершенно обалдевший от увиденного, с широко раскрытыми глазами, вопрошает:

— Ты кто?!

— Я? Смерть твоя!

— Хм! Какая то ты, нелепая…

В этот раз, темноту прочертил целый рой метеоров, радиально расходящихся и исчезающих, где-то, за спиной наблюдателей.

— В последнюю атаку пошли, — сказал Пифагор, явно настроенный на поэтический лад, и спел:

* * *
Крадучись задними дворами, Бандиты шли в последний бой, Нестройно, пьяными рядами, Как гренадёры — на убой.
На поле сталкер загибался, Никто с подмогой не идёт, Зовя на помощь, зря старался — Ему ответил пулемёт.
«Макарыч» в луже захлебнулся, С таким стволом здесь не живут, Военный с вышки навернулся, Ум, раскидавши там и тут.
* * *

Сутулый разинул рот, от неожиданности:

— Два привидения за ночь — это уже слишком! Ещё пара таких явлений и всё — завязываю с выпивкой. Ты ещё скажи, что Мохнорылый не земснаряде голубое свечение видел.

— Видел! — подтвердил Пифагор, входя в роль траппера эксклюзивной небывальщины. — Туда трое, особо одарённых мужика, сварочный аппарат притащили — переделывают плавающего сосателя

песка и глины, в летающего монстра. Завтра фанеру завезут, гвозди и

пиво — сколотят аэроплан и улетят. Сами знаете — куда.

— Так — этому больше не наливать! — очнувшийся от скуки Крон, с иронической улыбкой, понюхал стакан, проверил содержимое на вкус и выдал заключение. — Вы с трёхгодичным бражным суслом поаккуратнее, а не то, через полчаса на Луне допивать будете. Но, насчёт синей вспышки: встал я как-то, часа в 4 утра, сам не знаю, для чего, и понесло меня к окну. Какая-то неведомая сила подтолкнула к подоконнику. С похмелья, думаю, всякое может быть — вдруг водички надо испить, но почему у окна? За стеклом бушевала стихия: при очень пасмурной погоде, по небу, сплошным покрывалом, тянулись низкие свинцовые тучи, которые казалось, вот-вот лягут на землю. Они клубились, перемещаясь над полями и садами, сталкивались, и всё это на фоне беспросветной серости. На горизонте виднелась атомная станция. Она тут вовсе не при чём, но была. Дистанцию, в таких случаях, определить очень сложно, по военной службе знаю, но мне показалось, что очень близко, от тучи отделился дымящийся шар больших размеров. Он даже не отпочковался, а вынырнул из клубящейся массы, разрывая и раздвигая водяные пары, готовые в любой момент рухнуть вниз, под собственной тяжестью. Да-да! Шаровая молния! Единственный раз в жизни довелось посмотреть, и больше я никогда подобного не видел. Всё выглядело так, как будто мне её специально продемонстрировали. Светился шар голубым светом, и вокруг клубился дым, или испаряющаяся влага. Отделившись, плазма полетела в сторону, строго горизонтально, оставляя за собой дымящийся шлейф. Жила она несколько секунд, и взорвалась, осветив всю округу на несколько километров, пронзительно синим светом, абсолютно точно похожим на свечение электродуговой сварки. И вся эта феерия, при полнейшей тишине: ни звука, ни треска, ни ударной волны — ничего, кроме зрительных образов. При отсутствии данных для рецепторов слуха, это напоминало галлюциногенное видение — своё то шуршание я слышу.

— А каким здесь местом оборотни тёрлись? — проснулся Сутулый, выражая искреннее недоумение.

— Да никаким! — Крон зевнул, позиционируя своё отношение к бесперспективной теме. — Проехали уже давно. Во времена моей молодости, эстрада была не разнообразнее, чем сейчас — ну, харизма у нас, такая. Несколько веков народного пения наложило генетический отпечаток на мировоззрение последующих поколений. Приходит, как-то раз, Майкл с концерта, а перед выступлением основного состава, даже в мировой практике, дерёт горло группа разогрева. Песня про богатырей. На сцену выходит меланхолик, которого ветром качает и готового рухнуть в любой момент, под собственным весом, (ну, конституция у него такая) и заявляет — «не перевелись ещё богатыри на Руси». Весь зал под кресла сполз и там дослушивал концерт.