История третья
Музей восковых фигур
Ночь вступила в свои права, погрузив во мрак всё, что не охватывал свет от костра. Сумрачные тени неспешно скользили по земле, в такт колебаниям огня и растворялись, в близлежащей темноте. Вопреки ожиданиям, Луна не появилась — ну и что?! Не астрономы же собрались. И вообще, как утверждают, если долго на неё смотреть, то можно стать идиотом. Какой-то тонкий намёк на почтеннейшую профессию и на интеллигенцию, в целом. Я, лично, ничего такого утверждать не берусь. Смолистые дрова весело потрескивали, сгорая в горне сиюминутных желаний, пославших их туда. Смола плавилась, как воск у свечи, капая горящими точками на землю, вспыхивала ярким пламенем и умирала, с треском озаряя свой последний вздох. Вдоволь насмеявшись, компания порядком подустала, и веселье постепенно переходило, сначала на лирический лад, а затем и вовсе скатилось в мистическое русло. Очнувшийся от гипноза огненной пляски, Дед задумчиво, как бы в никуда, произнёс:
— Дрова смоляные — тают, как свечи восковые. Почти все работники музеев восковых фигур, панически боятся остаться или зайти туда ночью. Утверждают, что там чертовщина творится, и что с наступлением сумерек, фигуры начинают жить своей жизнью.
— Может, рекламу создают? — предположил Почтальон, обведя всех взглядом, видимо ища поддержки.
— Может быть, — неуверенно вторил ему Крон. — Я был с женой, в одном музее, и от некоторых персонажей, исходит, прямо таки, дьявольская энергия. Даже днём. Ничего утверждать не берусь, но определённо, не всё так просто. В то, что они оживают я, конечно, не верю, но сами фигуры могут служить сосудами — проводниками тонких энергий. У меня есть простой пример: нарисовал я ночной пейзаж, при создании которого, настроение было не просто паршивым, а фатальным, в своей безысходности и — повесил у матери над кроватью. Дня не прошло, как она взмолилась, чтобы я убрал картину, куда подальше, потому что она страшная, а вместо пейзажа, повесил на стену вон тех чертей, которые месят друг друга подручными средствами. Они не страшные. Вот так: не то, что нарисовано и как, а с какой целью и, с каким настроением. Возможно, что не каждому дано такое, что позволяет вытворять с обычной портянкой, но я после этого, никаких психологических картин, стараюсь не писать — изо всех сил. Зачем это нужно. Ещё неизвестно, какие энергетические затраты для этого требуются. Но, повторюсь, что специально, такие вещи я делать не берусь и, как профессионал заверяю, что восковые фигуры требуют большей отдачи, при создании.
Кащей долго пытался вставить вопрос в плотную тираду словосочетаний, и только при длинной паузе, ему это удалось:
— А какие персонажи стояли в зале?
— Многие. По временному интервалу, от начала тысячелетия, до конца прошлого века. Самый жуткий взгляд был у Чингиз Хана: даже Малюта Скуратов, вместе с Иваном Грозным, ему уступали — вместе взятые.
Доцент раскрыл рот до ушей, и с радостным сарказмом, заметил:
— Представляю, какие оттуда звуки доносятся, по ночам.
— Подонки, подлецы, подонки — зажгите, кто-нибудь эту большую свечу! Темно, как на дурацкой картине, где в чёрной рамке, в самую тёмную ночь, негр уголь грузит. Или ворует — подонок, однозначно.
— Не надо поджигать, я не свечка — у меня и фитиля нет!
— Есть — он снизу.
— Гори, гори, моя свеча.
— Догорю с тобой и я!
— Подонки! Стоите тут, как в зоопарке — рожи, одна страшнее другой.
— Кто подонки?! Малюта, в пыточную его, при разбойничьем приказе!
— Я депутат! У меня мандат имеется!
— Ну, вот! Сам признался в бандитизме! Дима, у тебя одного меч -
отруби ему голову!
— Правильно, коси! К тому же, он на нетрадиционную ориентацию намекал.
— Я бы рубанул, да скульптор — халтурщик, руки не тем концом вставил и на воске сэкономил, а меч фанерный сунул. Я и слова то такого не знаю — фанера. Потомки все леса извели, а про железо и говорить нечего.
— Кому рубить голову?! Вы меня ещё не знаете — подлецы. Андрюша, хочешь заработать миллиард?
— Хочу!
— Ты свети, давай — не тебя спрашивают!
— А ты кто такой? Когда мы про бриллианты кино снимали, в красных пиджаках холуи на сцене пели.
— Много ты понимаешь! Сам сидишь в портках из того, как его — этот долбаный спектакль. В общем — неважно!
— В Сарай бы его!
— Зачем?! — тут все фигуры, с разинутыми ртами, поглядели на хана.