Выбрать главу

Пифагор задумчиво осмысливал рассказанное, видимо оценивая собственные возможности, и не находя им оценки, морщил лоб и закатывал глаза — ну, погрустнел человек.

— Что, Пиф, пригорюнился? — Сутулый взирал на товарища в недоумении. — Там, где надо смеяться, почему-то, чуть не плачут. В семье не лады?

— Понимаешь, ссоры каждодневные задолбали. Чуть, что не так -

сразу в крик. Снял позавчера с окна марлю, мешающую дышать — ор!

— Эх ты, дилетант! Даром, что женат. Она и повешена там была заранее, для того, чтобы зарезервировать повод, для будущего скандала: рано или поздно — это должно произойти.

— Да уж, — вмешался в разговор Бульдозер. — Быть рядом, не значит — быть вместе. Ищи причину, о которой я даже намекать не хочу.

Пифагор покачал головой, в знак согласия:

— Это правда. Они и нижней частью пытаются манипулировать ситуацией. Только из области ментального влияния, этот инструмент, запросто может перейти в разряд шанцевого, бросаемого на самые тяжёлые участки. Болтаясь на пожарном щите, потребляться по мере возникновения необходимости любого индивида, нуждающегося в тушении огня. Гнать надо из нашей жизни…

— Правильно — самогон! — перебил его Бульдозер, обречённо махнув рукой. — У меня сосед, так и хотел сделать, но его планы сорвала жена, выгнав, вместе с аппаратом на улицу. Подвергшийся всему сразу: обструкции и остракизму, заодно, он стоял у сарая, не зная, что делать — и обстрактанный и обструктанный. Разбитый, как глиняный черепок. Изгнанный из домашнего рая, так на костре и приспособился эликсир варить, как в стародавние, антиалкогольные времена.

— Ну что, перекусим? — предложил Пифагор, потирая руки. — А то, действительно, грустью, какой-то, повеяло.

— Да, жрать надо по отдельности, — сделал вывод Сутулый. — Сидя за круглым столом, все вместе, мысленные позывы входят в резонанс с коллективным разумом, и обретают единодушные формы желания. И вот уже достаётся заначка из закромов…

— И песня запевается: лежу на пляжу я, и млею, — пропел Пифагор.

— Вас определённо, сегодня на шансон тянет, — хмыкнул Бульдозер.

— А ты предлагаешь, ночью картины на пляже писать? — Пифагор, с иронией в движениях, помахал в воздухе рукой, на манер действий художника на пленере. — Один знакомый рассказывал: жил-был один живописец, который работал, пил, и всё это, не вылезая на свет Божий. В процессе работы, предпочитал находиться в трусах — ну, жарко ему было, а кисточки вытирал об них же. Не тянуться ленивому, в самом деле, за тряпкой. Что случилось в их кругу, какие извилины сдвинулись с места — остаётся загадкой, но потянуло бедолаг на пляж. Всю пьяную компанию. И вот выходит наш герой на песок: рожа небрито-синяя, трусы в горошек, расписанные маслом

дикими тонами — ну, вылитый «граф Орлов из Парижу прибыл»! Обомлев, все присутствующие поняли, что пора бы посетить столицу законодателей моды. То, что они давно и безнадёжно отстали от мировых культурных тенденций, и так было видно — невооружённым глазом. Из плавок, выполненных узкой полоской, прибор не выпадет в дыру на колене. Классический покрой подгузников, как «Запорожец», укрепляет семейную верность, а неженатых предохраняет от

нежелательных связей.

— Пиф, а ты носки меняешь? — вспомнил Сутулый старую шутку.

— Водку за них не дают и, даже бормотуху — я с носками на охоту хожу, как австралийский абориген. Это не просто бумеранг — он отравлен опасным ядом. Носкаин универсален: можно и на рыбалку сгонять. Замачиваешь носки в воде, а снизу по течению, собираешь сачком очумевшую рыбу.

Всю ночь Сутулому с Бульдозером снились вонючие носки, летающие над головой, как австралийские бумеранги, и выписывающие в небе фигуры высшего пилотажа. Пару раз, даже пришлось пригнуться, в результате чего, у Сутулого на лбу появилась шишка, от удара о пенёк, а у Бульдозера, к утру был полный рот речного песка. Снился Пифагору обменный пункт, где за пару дырявых носков давали полноценную бутылку водки. Остальные полночи, Пиф отдирал от забора, намертво прилипшие гольфы. Во сне он брыкался, как арабский скакун, дрыгал ногой, будто заводил старый мотоцикл и без конца повторял:

— Пётр Савельевич, голубчик, не откажите в любезности, соблаговолите посмотреть, не готовы ли носки?