Рыжий скривил рот и наморщил лицо так, как будто это ему влили, три пинты горячительного, не спросив разрешения:
— Тема у вас весёлая, про алкашей. Для души бы, чего рассказали.
— О! Конечно! — оживился Похабыч. — Была у одного из друзей свадьба. Дело обычное, застолье домашнее: всё на столе и всего хватает, с избытком. Пели, пили, плясали — всё, как у всех. Но одному из гостей, такой расклад показался скучным, или привык пить в гордом одиночестве. Уже изрядно поддатый, он взял со стола целую бутылку водки и ушёл допивать свою порцию в кусты, под многоэтажным домом. Устроился поудобнее: красота — нет никого. Нет пьяных гуляющих, пристающих с танцами и разговорами, нет орущего тамады, домогающегося с дурацкими аттракционами — только ты и бутылка. Один на один — жертва и хищник. Допивая полулитру, в разросшейся поросли, он изрядно окосел и душа, как всегда и у всех, требовала выхода. Лучший и безотказный вариант — это русский народный фольклор. Вой про мороз и поломанные камыши, долго доносился из кустов, пугая прохожих и вызывая любопытство бродячих собак, но также и правоохранительных органов. Допевал он, кажется, уже в вытрезвителе.
— Подрезали нашему орлу крылья — прервали картечью гордый полёт, — сделал заключение Кащей. — Наступили певуну на горло.
— Нашу песню не задушишь, не убьёшь! — подхватил Рыжий.
— Увы — такова селяви! — со скорбью в голосе, изрёк Похабыч, тут же посрамлённый Кащеем.
— Не такова, а таково! Селяви — среднего рода.
— Ну, и хрен с ней! — отмахнулся Бабник от умника. — Всё равно, след мечты не просматривается, одна пьянка на уме: что на свадьбе, что в кустах — суть одна и та же.
— Да уж, мечта — штука такая, — согласился Кащей. — Один раз послали пацана за закуской. Напарник сидит и уже слюни пускает, заранее предвкушая маринованные огурчики, болгарского замора, в нетерпение, ёрзая на стуле. Приходит гонец с продуктами. Если бы холодец: пряники, печенье глазурованное, кулёк карамелек и огромный, видимо семенной, солёный огурец — весь помятый. Где он откопал его только? Видимо, так подарили, как оптовому покупателю кондитерских изделий. На весь этот маразм, нам бабы дали внятный ответ — чего ребёнок хотел сам, то и купил. Ну это, мне, в общем то, понятно, кроме солёного представителя семейства тыквенных.
— Ну, достаточно уже: и про вино, и про разрушительниц семейного очага, — сказал, недовольно морщась, Рыжий.
— Хранительниц, ты хотел сказать? — уточнил Похабыч.
— Раньше, может, и были, хранительницами, а теперь эмансипация. До добра она не довела, это сейчас и ежу понятно. Полная свобода у женщин, открывает им широкие перспективы, тем более что штамп в паспорте — ничего не значит. А при отсутствии детей — тем более. Просто синие чернила. Можно жениться и разводиться, хоть 118 раз. Это развязывает руки и мысли, особенно в неустоявшихся мозгах.
— Грубый век — грубые нравы, — Кащей заключил в четыре слова, всю предыдущую демагогию.
— Эпидемия, — Рыжий сделал окончательный вывод, своему выступлению. — Падение нравов, охватило, практически всё население.
— Народ читать перестал, с экранов телевизоров льётся мутный поток грязи, — с сожалением сказал Похабыч. — А ведь, столько книг хороших, осталось невостребованными.
— Тебе это не грозит, с такой библиотекой, — Кащей с Рыжим давились от смеха. — Возьмёшь с полки, что-нибудь душещипательное, типа «Королёк — птичка певчая».
— Чего? Какая птичка, да ещё певчая?
— Правильно, — согласился Кащей. — Прочитаешь мою книгу. В ответ на заграничную литературу, «Поющие в терновнике», я написал «Блюющие в крыжовнике». Значит, дело было так…
— Нет — не надо! — Бабник прикрыл рот рукой. — Ты что про птичку сказал? Что за намёки?
— Какие намёки? У каждой женщины есть свои маленькие секреты.
— Не встречал! Как правило, попадались такие, что создавали впечатление носительниц государственных тайн. Причём, особо важных.
Извечный принцип работал безукоризненно. Сидя дома, они будут обязательно, не умолкая, судачить о работе: кому, куда, какую трубу вставить. Новую, или ржавая сойдёт. Заменить оборудование или не надо — и прочие мелочи. День клонился к закату, оставляя собеседников с их проблемами, спорами и сомненьями. Ночь зажигала костры — маяки для одиноких душ…
Глава девятая
Аэроплан
История первая