Бандиты становятся заменителем арбитража, страховых компаний, судебных приставов, милиции. Неэффективность такой замены очевидна, если сравнивать с идеальным правовым государством, но эта система была несопоставимо более эффективной, чем российское государство того времени. Крупные сделки были невозможны, если не подкреплялись гарантиями силовых предпринимателей. Фирмы, не имеющие силового партнера, неизбежно обращались к бандитам с просьбами выступить гарантом сделки или решить те или иные проблемы бизнеса» [146].
Коррупция, которая во времена Ельцина считалась временным явлением революционного хаоса, теперь буквально «введена в рамки закона», стала, как теперь принято говорить, системной и даже системообразующей. Теневые потоки денег идут к коррумпированным чиновникам по установленным каналам автоматически.29 Коррупция подрывает легитимность власти, потому что вызывает не только недовольство и населения, и предпринимателей поборами, но и презрение. Особенно губительны для легитимности власти разоблачения коррупции в ее высших эшелонах. Вопиющей стала безнаказанность должностных лиц, допускающих громкие злоупотребления в своей работе. Происходят невероятные по масштабам и сходные по своей структуре чрезвычайные события (например, террористические акты), каждый раз выявляется халатность или прямое пособничество должностных лиц — и никакой реакции верховной власти. Это возможно только при действии круговой поруки во властной верхушке, парализующей нормальные действия руководства. Крупный российский капитал, верхушку которого представляют так называемые «олигархи», был создан в ходе программы приватизации через залоговые аукционы (1995 г.). Эта программа стала важным шагом в углублении коррупции властной верхушки и огосударствлении преступного мира. Сам А. Чубайс говорил о залоговых аукционах так: «Что такое залоговые аукционы 1995 года? Это было формирование крупного российского капитала искусственным способом. Далеко не безупречным… Мы действительно получили искажение равных правил игры, давление на правительство с целью получить индивидуальные преимущества, к сожалению, нередко успешное. Получили мощную силу, зачастую ни во что не ставящую государство» («Московский комсомолец». 23.09.1998).
Более того, власть разрушает общество. Страшным стало уже не само воровство высших чиновников, а «вторая производная» от коррупции — ее демонстративное выставление напоказ, ее безграничная гласность. Чиновники совершают хищения на сотни миллионов долларов — это коррупция. Прокуратура разоблачает эти хищения, собирает все необходимые доказательства — это первая производная. Пресса, Интернет и целые книги сообщают об этих умопомрачительных хищениях, приводят факсимиле документов, заключения комиссий Госдумы — это вторая производная. А результат всех этих уравнений — полная безнаказанность преступников (в крайнем случае, их отправляют в почетную ссылку — на скамейку сенаторов). Эта демонстрация узаконенного беззакония и полного бессилия общества — уже постмодернистский способ уничтожения государственности.
B.C. Овчинский так сказал о коррупции: «Когда говорят о том, что такое российская коррупция, то не подразумевают взятки. Взятки — это бытовой уровень, примитивный. А современная российская коррупция — это когда банда захватывает власть в каком-то регионе, ставит человека во властные структуры, они берут под свой контроль финансы, а потом эти финансы пилят. Они получают деньги из федерального бюджета, они делают откат в федеральный бюджет, на местах все разворовывают. Ставят они своих людей в основном на ЖКХ, на все управления по жилищному хозяйству, потому что деньги там бешенные, все, что связано с отоплением, энергоснабжением, это все отдано на места, а вращаются там в масштабах страны триллионы. Сотни миллиардов рублей и все это в основном в руках бандитов» [138].
Одним из важных условий роста экономической преступности, которая прямо влияет на поведение большинства населения, стали те привилегии, которые предоставляет государство предпринимателям, совершающим уголовные преступления. Это один из признаков «дикого» капитализма, он наблюдался и на Западе. Этих привилегий добивается в России влиятельное лобби, в котором подвизаются даже именитые ученые. Так, в августе 2011 года был опубликован доклад «Стратегия-2020: Новая модель роста — новая социальная политика». Он подготовлен большой группой экспертов под руководством ректора Высшей школы экономики Я. Кузьминова и ректора Академии народного хозяйства и государственной службы В. May.
В этом Докладе есть важный раздел, суть которого такова: «Главная идея данной стратегии состоит в минимизации государственного регуляторного вмешательства в экономику. …Стратегия основывается на «презумпции добросовестности»: развитие бизнеса и создание условий для добросовестных предпринимателей важнее возможных рисков, связанных с недобросовестным поведением». И это предлагается в период, когда криминализация бизнеса достигла апогея и «риски, связанные с недобросовестным поведением», реализовались в сращивании бизнеса с организованной преступностью.
В Докладе даже дается конкретная рекомендация, необычная в стратегических программах: «Действующий Уголовный кодекс, фактически отражающий еще «советские» подходы к свободной экономической деятельности, обладает системными недостатками, которые не могут быть устранены путем отдельных поправок. Он принципиально не учитывает современные реалии рыночной экономики, права и мотивы поведения экономических субъектов, реалии современного рынка… Необходимо пересмотреть подходы к использованию понятия «организованная преступная группа» применительно к экономическим преступлениям».
Но экономическая преступность, как правило, является организованной, что и делает ее очень опасной. Тем не менее идет поэтапное смягчение норм права в отношении этого типа преступников. 29 декабря 2009 года был принят Федеральный закон (№ 383 — ФЗ), внесший дополнение в ст. 108 УПК РФ. Согласно этому закону, в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступлений в сфере экономической деятельности не может быть применено в качестве меры пресечения заключение под стражу. П.А. Скобликов пишет по этому поводу: «Запрет на взятие под стражу экономических преступников означает также деление преступников на привилегированных и прочих, причем к привилегированным отнесены отнюдь не те, деяния которых менее опасны. Экономических преступников за решеткой столь мало, что они попадают в сводную группу — лица, совершившие прочие преступления (должностные, государственные, экологические и пр.). Таковых 60 088 человек» [144].
Фактически, нынешнее государство России декларировало: «Тюрьма — не для богатых!» (не считая некоторых символических фигур, заключение которых в тюрьму дает эффект грома в нашем политическом театре). П.А. Скобликов видит в этом фундаментальную угрозу для России. Он пишет о широко распространенном незаконном предпринимательстве — без оформления, без контроля и без уплаты налогов, что дает большие конкурентные преимущества: «По данным Судебного департамента при Верховном Суде РФ в 2009 году, всего в России по ст. 171 УК РФ (а именно она предусматривает ответственность за незаконное предпринимательство) было осуждено 904 человека. Реальное лишение свободы было назначено… 51 человеку! Причем все эти лица были осуждены исключительно по ч. 2 ст. 171 УК РФ (предусматривает совершение преступления организованной группой или сопряженное с извлечением дохода в особо крупном размере), каждому из них грозило до 5 лет лишения свободы, тем не менее размер наказания половины из них — до одного года!..
С каждым актом “гуманизации” уголовной политики представители “грязного” бизнеса получают очередное конкурентное преимущество, и, если “гуманизация” продолжится нынешними темпами, вскоре “чистый” бизнес будет полностью вытеснен с экономического пространства России. Добропорядочных бизнесменов на нем не останется, и вся отечественная экономика будет полностью криминализованной» [144].