Итак, подростку предлагается стать членом делинквентного сообщества, взамен чего он получает: прекращение насильственных атак со стороны тех, кто предлагает вступить в шайку; защиту от насильственных атак прочих индивидов/групп; приобретение определенных властных ресурсов в виде содействия со стороны как членов данного группового сообщества, так и старших членов делинквентной организации; возможность использования этих ресурсов в собственных вымогательствах и физическом насилии. Вот за эту защиту и властные ресурсы и платят деньги своему “сбытовому агенту / дистрибьютору” властных ресурсов члены делинквентных сообществ» [150].
Какой тип социализации проходят подростки, завербованные в группировки? Вот описание: «19% мальчиков и 11% девочек ответили, что вошли в группировку с целью обезопасить себя… другие входят в групповые объединения, потому что им нравится проводить там время (16% и 12% соответственно)…
Исследование показало, что больше половины девушек состоят в групповых объединениях, потому что им нравится проводить там время, тогда как большинство мальчиков состоит в группировках, с целью обезопасить себя. Можно сделать вывод, что мальчики подвергаются большему количеству насильственных атак со стороны сверстников, чем девочки; 29% мальчиков и 11% девочек указали, что им приходилось требовать деньги у сверстников; 14% и 7% из них, соответственно, ответили: «Потому что мне нужны были деньги». Мальчики, 11% из 47%, избивавшие кого-нибудь, ответили, что делали это в группе. Соответственно, 2% из 11% среди девочек, также участвовали в групповом избиении, остальные делали это в одиночку» [150].34
Волна делинквентной активности подростков стала подниматься сразу с начала реформ. Вот что пишут социологи из ВНИИ МВД СССР в 1991 году о девочках-подростках: «Крайне существенным моментом предстает стремление девушек к личной безопасности, ибо конфликты между различными группами, сама общественная атмосфера в городе вполне могут пагубно отразиться на их моральном, психическом и физическом состоянии, социальном статусе, случись им оказаться на «враждебной» территории либо без защиты старшего или сильного. Если не принадлежать к группе или не быть девушкой одного из ее участников, высок риск оказаться избитой, изнасилованной или по меньшей мере оскорбленной. Словом, групповая принадлежность, постоянное общение с членами своей компании служат надежной гарантией неприкосновенности и даже условием достижения некоего психологического комфорта» [121].
Но какой ценой покупается эта «безопасность»? Социологи заставляют наших «либеральных и демократических» реформаторов взглянуть этой правде в глаза: «Важно отметить, что в характере взаимоотношений девушек с участниками групп наличествует и весьма непривлекательная оборотная сторона медали, вызывающая протест у многих из них. Речь идет о широко практикуемом принуждении к половой связи без добровольного выбора и согласия. Отдельного разговора заслуживают так называемые общие девочки, многие из которых впоследствии становятся проститутками… Например, в 80% казанских молодежных групп систематически имеют место факты насильственного принуждения малолетних девушек к вступлению в половые отношения, причем в одной трети случаев их возраст не превышает 14-15 лет» [121].
Этих девочек авторы характеризуют как «запуганных, подавленных существ, выполняющих любые указания «группировщиков» и их влиятельных подруг и не способных самостоятельно изменить сложившуюся вокруг себя жизненную ситуацию». Но ведь в России среди девочек 14-15 лет 99% «не способны самостоятельно изменить сложившуюся вокруг себя жизненную ситуацию»! Им нужна помощь школы, комсомола, профкома завода — шефа, милиции и семьи. Все эти защиты уничтожены реформой, уже невозможно этого не видеть!
Вот как формулируют социологи активность преступного мира в молодежной среде в 2000 году: «Пропаганда “воровского закона” идет по нескольким каналам и, как правило, не встречает никакого противодействия. Специалистами с тревогой отмечается энергичное проникновение организованной преступности в молодежную среду. Интенсивность вовлечения несовершеннолетних можно сравнить с эпидемией. Приемы используются самые разные: на уровне дворовой группы вовлечение происходит почти в ходе игры, умело подается романтика блатного мира, используются элементы игры в заурядной краже. Молодежь, рекрутированная “общаком”, в основном учащиеся школ, ПТУ, те, кто не занят ничем, доказывая верность “воровским законам”, терроризируют сверстников, забирают у них деньги, требуют приносить продукты питания.
Проникновение преступной идеологии в молодежную среду подтверждает то обстоятельство, что в сознании некоторой части подростков и молодежи укрепляется мнение о том, что быть судимым, носить знаки принадлежности к преступному миру чуть ли не признак высочайшей доблести» [142].
Криминолог И. М. Мацкевич пишет об этом: «Не могут не вызывать особого беспокойства не прекращающиеся процессы сращивания криминальной субкультуры с молодежной. Не понимаю людей, в том числе и занимающих ответственные государственные посты, которые не видят в этом ничего страшного. Более того, утверждается, что такое взаимопроникновение является прямым следствием демократизации общества, и в этом есть определенная социальная польза. Мол, преступный мир через культурные пласты общества станет более цивилизованным. Надо сознавать, что криминальная субкультура не проникает, а уничтожает общую (официальную) культуру.
Криминальная или, как ее еще можно назвать, “делинквентная” (от лат. delinquens — совершающий проступок) субкультура характеризуется поведением групп лиц, отражающим ценности, которые прямо противоположны официальной культуре. Эти группы включают в себя людей, обладающих криминальным профессионализмом, и группы лиц, возраст которых может быть различным, находящихся в “закрытых учреждениях”, таких, например, как тюрьмы, режимные психиатрические больницы и т. п. Они являются важной системой отчета, посредством которой отдельные личности и группы познают мир и интерпретируют его в своих целях. Теория криминальной субкультуры объясняет, таким образом, преступное поведение как обучаемое, — делинквент субкультуры усваивает ценности, которые являются девиантными (от лат. deviatio — отклонение)» [168].
Более того, иные структуры, которые раньше защищали детей, при рынке обернулись к ним дьявольским ликом растлителя. Посмотрите, какую роль в этом процессе сыграли СМИ! Почти все социологи-криминалисты отмечают активность СМИ в оправдании и даже пропаганде делинквентной деятельности подростков. Авторы цитируемой выше статьи пишут о молодежных группировках: «Свою роль сыграл и тот факт, что в результате не всегда продуманных выступлений СМИ эти группировки получили беспрецедентную всесоюзную рекламу. Вокруг образа юного «группировщика» был создан ореол таинственности, бесстрашия, мужественности, который в известной степени послужил интригующим, завлекающим обстоятельством, предельно значимым в подростковой среде» [121].
Лэш пишет: «Самым тревожным симптомом оказывается обращение детей в культуру преступления. Не имея никаких видов на будущее, они глухи к требованиям благоразумия, не говоря о совести. Они знают, чего они хотят, и хотят они этого сейчас. Отсрочивание удовлетворения, планирование будущего, накапливание зачетов — все это ничего не значит для этих преждевременно ожесточившихся детей улицы. Поскольку они считают, что умрут молодыми, уголовная мера наказания также не производит на них впечатления. Они, конечно, живут рискованной жизнью, но в какой-то момент риск оказывается самоцелью, альтернативой полной безнадежности, в которой им иначе пришлось бы пребывать… В своем стремлении к немедленному вознаграждению и его отождествлении с материальным приобретением преступные классы лишь подражают тем, кто стоит над ними» [118, с. 169].