Выбрать главу

Итак, «советский человек никуда от нас не делся». Он просто «ушел в катакомбы». Более того, в тяжелых условиях советский человек становится «более советским», чем в благополучное время. Культурное ядро нашего общества выдержало удар перестройки и реформы. Именно к традиционной (в советской форме) культуре обращаются люди за материалом, чтобы починить ткань человеческих отношений, поврежденную аномией.

Показательна реплика безымянного слушателя, высказанная после доклада Ю.А. Левады: «Я много лет работаю на телевидении и занимаюсь там аналитикой и социологией. И столько же времени я пытаюсь понять, что они смотрят. Наверное, самая четкая метка — это отношение телезрителей к старому советскому кино. После каких-либо резких взломов интерес к советскому кино повышается. А сам процесс идет, в общем — то, непрерывно. Его можно назвать откатом к “советскому человеку”… Единственное кино, которое не привлекает массовую аудиторию, — это интеллигентское кино 1960-1980-х годов, для примера приведу “Осенний марафон”.

Чем дальше в историю, тем больше кино становится востребованным. Кино 1930-х годов, предоттепельные фильмы, фильмы о секретарях горкомов и райкомов и фильмы начала 1980-х годов, самого не интеллигентского плана, они находят все большую аудиторию. Казалось бы, город Москва, где социальные процессы шли более остро, так вот в Москве старое кино любят люди с высоким уровнем образования и люди молодые. Любят больше, чем кино интеллигентское. Это значит, что во многом наш человек, в данном случае — московский, а в регионах, я думаю, еще в большей степени, становится все более советским».

Показательны оценки советского и нынешнего строя по интегральному, бытийному критерию — возможности счастья. В мае 1996 года было опрошено 2 405 человек. Им был задан вопрос: «Когда было больше счастья: до перестройки, в конце 1970-х годов или в наши дни?» Ответили, что «до перестройки»: 68% людей с низкими доходами, 55% — со средними и 44% — с высокими. Но даже среди богатых меньше тех, кто видит в нынешней жизни возможность для счастья — их всего 32%.

Помимо той культурной травмы, которую переживает население при развале государства, территориального распада страны и быстрой смене образа жизни, поражение советского строя вызвало аномию из-за резкого отличия нового строя от прежнего, советского — и этого отличия большинство населения не могло принять. В.В. Кривошеев объясняет это в очень осторожных выражениях: «Аномия российского социума реально проявляется в условиях перехода общества от некоего целостного состояния к фрагментарному, атомизированному. На наш взгляд, советское общество путем весьма болезненных социальных травм выросло до относительно целостного образования, что, конечно, не исключало наличия в нем и разного рода конфликтов, и идейных разночтений, особенно в последний период истории… Общие духовные черты, характеристики правовой, политической, экономической, технической культуры можно было отметить у представителей, по сути, всех слоев, групп, в том числе и национальных, составлявших наше общество… Надо к тому же иметь в виду, что несколько поколений людей формировались в духе коллективизма, едва ли не с первых лет жизни воспитывались с сознанием некоего долга перед другими, всем обществом» [3].

Это социальная реальность, и бесполезно от нее отворачиваться.

«Советский человек» подвергается жесткой идеологической обработке, часто с примесью культурного садизма. Его труд и его идеалы оболганы: любой тип, выходящий на трибуну или к телекамере с антисоветским сообщением, получает какой-то бонус. Мало кто удерживается от такого соблазна. Антисоветская риторика узаконена как желательная, что и обеспечивает непрерывность «молекулярной агрессии» в массовое сознание населения.

Любое явление советской жизни, которое квалифицировалось этой элитой как отрицательное, доводилось и доводится в его отрицании до высшей градации абсолютного зла.9 У людей, которых в течение многих лет бомбардируют такими утверждениями, разрушается способность измерять и взвешивать явления, а значит, адекватно ориентироваться в реальности. В структуре мышления молодого поколения это очень заметно.

Анализ каждого провала нынешних «менеджеров» заменяют проклятьями в адрес советских людей, которые не обеспечили нас вечными благами. Вот, научный руководитель Высшей школы экономики Евгений Ясин на следующий день после аварии на ГЭС прибегает к этому магическому приему: «Саяно-Шушенская ГЭС была символом крупных проектов, которые осуществлялись в СССР. Мы не знаем истинных причин этой крупной техногенной катастрофы, почему произошел гидроудар. Но, я уверен, истинная причина — в безалаберности и наплевательском отношении к строительным стандартам» [58].

Вот такие «научные руководители» управляют ВШЭ, «генератором программ» реформы. «Мы не знаем истинных причин… Но, я уверен, истинная причина — в…» Не знает, но уверен!

В 1990 и в 2001 годах было проведено большое исследование исторического сознания граждан России. В 2001 году был добавлен вопрос: «Искажается или нет отечественная история в современных публикациях?» Только 5% опрошенных ответили «нет».

Какие же периоды искажались в наибольшей степени? Советский период, перестройка и реформы 1990-х годов. Люди чувствовали, что у них разрушили историческую память и не дают ее восстановить. При этом подчеркивалось, что «наиболее искажается история советского общества, когда руками, умом, трудом народа осуществлены такие свершения, которые вывели нашу страну в разряд великой мировой державы, что является обобщающим достижением всех народов, населявших тогда СССР».

При обсуждении этого вывода на круглом столе в Российской академии госслужбы было сказано: «Момент истины заключается в том, что предмет гордости российских граждан, согласно обоим исследованиям, составляют достижения, относящиеся к периоду советской истории — в области культуры, литературы, искусства, в космонавтике, в спорте; всенародная самоотверженность и массовый героизм советских людей в Великую Отечественную войну» [50].

Уход государства от выполнения сплачивающей функции, ценностный конфликт с большинством населения разрывают узы «горизонтального товарищества» и углубляют аномию. Это фундаментальная угроза для России.

Что происходит с людьми, когда с утра до вечера по радио и телевидению оплевывают их память и ценности, труд и жертвы их отцов? Поднимается глухая злоба на государство, которое поощряет эти издевательства, и на общество, которое не хочет защитить человека. Это основание для аномии.

Э.В. Бойков пишет (2004 г.): «Любое изменение моральных норм и ценностей происходит на основе моральной системы, которая регулировала взаимоотношения в обществе многие десятилетия или столетия. И даже если устоявшиеся прежде нормы формально отвергаются, они латентно продолжают функционировать. Так, например, в настоящее время колхозы сохранились в рудиментарном состоянии. Практически выродились прежние общественные организации, обеспечивавшие участие населения в коллективных формах самоуправления. В бизнесе, а также в средствах массовой информации, как уже отмечалось, культивируется индивидуализм. Тем не менее 48,2% опрошенного населения считают коллективизм одной из ведущих норм регулирования взаимоотношений в обществе, 71% — считают нравственной ценностью быть нужными и полезными обществу. Как показывают данные опросов, в ценностной структуре массового сознания идеалы социализма занимают достаточно важное место.

Наибольшее количество сторонников социализма среди крестьян (68% респондентов) и рабочих (58%); за развитие капиталистической рыночной экономики отдали голоса 65,5% представителей малого и 75% среднего бизнеса. Последние данные отражают социально-классовый аспект дифференциации нормативно-ценностных ориентаций. Любопытна и латентная связь, обнаруженная с помощью семантического дифференциала и кластерного анализа данных опроса. Капитализм ассоциируется в сознании многих людей с диктатурой и национализмом, а социализм — с демократией» [13].