— Порой ему нужно нечто особенное, — просто ответил цыган, поглядывая куда-то вбок, на большой тёмный фургон, стоящий поодаль. — И я научил его этому. Он безупречный исполнитель, но иногда этого становится мало.
— Я не понимаю, — тихо и взволнованно ответил Фрэнк.
— Из того, что рассказал мне Джерард, я понял, что ты слишком дорог ему. Поэтому теперь я не могу сделать то, о чём он меня попросил. Это должен будешь сделать ты, мальчик, — цыган вздохнул и провёл пальцами по своему заросшему подбородку.
— Да о чём вы, чёрт вас побери? — Фрэнк взъярился, понимая, что его терпению приходит конец. — Где Джерард?
— Он там, — спокойно ответил Ромэн, кивая в сторону большого фургона. — Иди к нему, — и, развернувшись, хотел было уйти, как вдруг кинул опешившему Фрэнку: — И, что бы ни случилось — будь смелым и не сомневайся. Сомнения в этом деле — самая грубая ошибка.
Ромэн ушёл, оставив Фрэнка в недоумении и с бешено колотящимся сердцем. Совладав с волнением, он всё же заставил себя идти в сторону огромного фургона. Сколько же требуется лошадей, чтобы тащить его?
Поднявшись по приставной лестнице, он, помедлив, дёрнул дверь. Та оказалась закрыта, но в скважине торчал ключ. Щёлкнув замком, Фрэнк совладал с дверью и попал, наконец, внутрь.
Увиденное поразило его до самой глубины души.
Тёмные, почти чёрные от старости и копоти деревянные стены были сплошь увешаны кнутами, плётками и стеками, самыми различными приспособлениями, которые раньше Фрэнк видел только мельком на конюшне. Которые с дрожью и посасыванием под ложечкой воображал себе в действии, читая по ночам переписанную от руки книгу маркиза де Сада. Вдоль стены фургона стоял узкий длинный стол, и металлические предметы на нём, любовно уложенные в ряд, тускло поблёскивали в свете огней четырёх толстых свечей в грубых настенных подсвечниках. В дальнем краю, заставив Фрэнка смутиться воспоминанием, лежали разного размера и материала предметы, отчётливо напоминающие мужские фаллосы.
Всё это убранство странной передвижной комнаты наказаний пронеслось перед его взором всего за секунды, заставляя жар прилить к щекам и обжечь пах, когда он, наконец, смог сконцентрироваться.
От противоположной стены раздался полный мольбы стон. Там, привязанный кожаными ремнями за запястья к кольцам в потолке, с ногами, широко разведёнными и зафиксированными у колец в полу, стоял дрожащий, ожидающий своей участи человек с чёрной повязкой на глазах. Эту бледность кожи и разлёт плеч, родинку на левой ягодице Фрэнк узнал бы из тысячи, из сотни тысяч похожих…
Фрэнка охватило непередаваемое волнение от этого зрелища. Джерард был настолько открытым, хрупким и жаждущим, что Фрэнк оцепенел. Открывшаяся его «слабая» сторона оказалась слишком неожиданной. С подобным восторгом ребёнок впервые заглядывает в распахнутые окна и двери викторианского кукольного домика, чтобы узнать его тайны. Неизвестно, сколько бы Фрэнк простоял так, лаская глазами молочно-белую кожу спины, крепкие, с напряжёнными мышцами, руки и его упругие ягодицы и бёдра, как вдруг его вытянули из сладких раздумий.
— Господи, прошу, скорее же… — болезненно простонал Джерард, дёргая напряжёнными руками над головой, от чего кольцо в потолке скрипнуло. И Фрэнк вдруг понял — тот был на грани срыва. Истомлённый долгим ожиданием и умоляющий, Джерард стоял сейчас перед ним, искренне открытый, как никогда прежде, а Фрэнк медлил, сомневаясь…
«И, что бы ни случилось, — будь смелым и оставь сомнения. Сомнения в этом деле — самая грубая ошибка…» — пронеслось в памяти Фрэнка, и тот словно нырнул в омут с головой, сметаемый обжигающей волной предвкушающего мандража. Он постарается. Если это нужно Джерарду — он сделает всё, как надо. Рука сама потянулась к красивой витой кожаной плети, висевшей неподалёку на стене, и Фрэнк, глубоко вдохнув и на мгновение прикрыв глаза, шагнул к Джерарду.
Глава 35
Возрождающиеся надежды
Джерард вздрогнул от звука шагов — тот, кто пришёл к нему, был уже достаточно близко, и по его мышцам на спине и ягодицах прокатилось напряжение. Он пытался расслабиться, но у него не слишком получалось. Закреплённые над головой руки начали затекать, и неутолённая жажда наказания разгоралась всё сильнее. Нервный тремор снова прошёлся под кожей. Джерард с трудом дышал, втягивая носом густой запах можжевельника, и попытался хотя бы ненадолго изменить положение своего тела, чуть подтягиваясь на связанных руках. За спиной раздался короткий заинтересованный выдох.
Слыша невнятное шуршание и неторопливые шаги за спиной, Джерард тихо скулил сквозь сжатые зубы. В этой неторопливости он видел пытку и не предполагал, что вошедший человек, быть может, просто терялся от того, что же делать дальше. Первое действие самое тяжёлое, и решиться на него изначально — большой шаг для неопытного истязателя. Но Джерард не знал этого. Он ждал своей боли, как сохнущий от жажды алчет глотка воды. Мечтал о ней, надеясь, что она поможет привести в какое-то соответствие состояние его души и тела. Его воспалённый разум не давал покоя сердцу, щедро потчуя образами умирающих друг за другом близких людей, стоило ему лишь немного забыться сном. Это выбивало из колеи и заставляло шарахаться от каждой тени. Он лишь молился о том, чтобы Фрэнк, его мальчик, следующий за ним тенью, не заметил его состояния. Он не знал, как бы стал объяснять своё поведение.