****
Джерард предвкушал. Всё его существо трепетало, а мышцы наливались нездоровым возбуждением. Экипаж уже ждал внизу, и он бросил последние оценивающие взгляды в огромное старинное зеркало напротив входной двери на безупречную чёрную классическую тройку, отороченную атласом, на белое кружевное жабо под шеей, сколотое аметистовой булавкой, на неприличного вида обтягивающие брюки, которые только-только должны были войти в моду в Париже, на шляпу-цилиндр и чёрную, расшитую стеклярусом атласную полумаску, завершающую образ, и понял, что снова неотразим. И что сегодня, наконец, его истосковавшаяся плоть успокоится на какое-то время. Что сегодня вечером всё будет так, как хочет он, а не так, как надо для службы. Сегодня вечером Джерард планировал отдохнуть за весь тот нервный месяц, проведённый при дворе.
— Фрэнки, не скучай! Я ухожу. Оставляю дом на тебя, — он слитным движением развернулся и прошёл к двери, накидывая на плечи чёрный свободный плащ.
— Хорошего вечера, Джерард, — прокричал с лестницы второго этажа Фрэнк и, едва дверь за хозяином закрылась, влетел в свою комнату и начал метаться по ней, как ураган, надевая идеально сидящий костюм с сорочкой изящного кроя, мягкие вельветовые бриджи и безрукавку, повязывая на шею цветной платок таким образом, чтобы он прикрывал половину шеи и завязки на сорочке. Через несколько минут образ был завершён полумаской, выполненной из вельвета того же кофейного оттенка, расшитой разноцветным бисером в тон цветастому шейному платку, и, глядя в зеркало, решил, что выглядит весьма недурно. Сегодня ему предстояло в незнакомой обстановке пустить в ход всё то, чему учил его наставник, меняя даже звучание своего голоса, а в идеале — вообще не произнося ни слова. Если он и хотел заговорить с учителем, то только не раскрывая своё инкогнито. Ещё несколько минут, и Фрэнк, схватив тёмно-коричневый плащ и такого же цвета средний цилиндр, кошкой спустился вниз по лестнице, чтобы сесть в экипаж, запряжённый двумя каурыми лошадьми, и отправиться навстречу неизвестности.
«Хоть вы и называете меня мальчиком, я уже давно вырос, Джерард. И я хочу знать, что такого интересного для вас и опасного для меня происходит на этих балах. Я имею право знать, и я узнаю это», — думал Фрэнк, разглядывая в окне проплывающие между занавесками поля и парки, мерно покачиваясь в экипаже. Волнение птицей трепетало в груди, но он решил считать это приключение экзаменом на зрелость и проверкой его умений. Он верил, что всё, что бы ни произошло сегодня, пойдёт ему на пользу и станет интересным опытом. Пряный запах пробивающейся листвы щекотал ноздри и поднимал настроение, задевая где-то внутри натянутые, как струны, нервы.
Глава 2
Карета мерно двигалась по дороге, еще не совсем просохшей от весенней грязи. Фрэнк в какой-то момент устал разглядывать проплывающие мимо пасторальные пейзажи и, кажется, слегка задремал.
Наконец, карета проехала каменную арку, увитую только начинающими зеленеть плетущимися розами, обозначавшую начало владений Шарлотты фон Трир. Баронесса была уже не юной, но всё ещё красивой и крайне обаятельной женщиной, питавшей огромную любовь к чувственным удовольствиям, а точнее, молоденьким юношам и девушкам, что их доставляют. Эта слава летела за ней по пятам, куда бы она ни отправилась, но Шарлотту, самую богатую вдову в пригороде Парижа, это мало волновало. У неё был статус и были деньги. Много денег. Эта женщина держала в своих цепких, унизанных дорогими перстнями пальцах несколько производств как в Париже, так и неподалёку от него, что остались ей от мужа. Детей им не суждено было родить, и после смерти супруга баронесса решила жить в своё удовольствие, тратя безумные средства на таинственные балы, приобретая для себя почитателей, должников, меценатов и даже людей, на которых у неё за несколько лет собрался неплохой компромат. Всё это придавало её слову вес и при дворе, и в обществе, и она жила, совершенно не заботясь о том, что злые языки говорили за её спиной.
В управляющих у неё был очень интересный юноша. На год или два старше Фрэнка, он казался очень образованным и смышлёным, в его цепком взгляде читался острый и подвижный ум. Его звали Люциан, и несколько раз они с Фрэнком пересекались на приёмах в Париже, когда сопровождали своих хозяев в их выходах в свет. Фрэнк как-то услышал в разговоре месье Джерарда, что этого мальчика баронесса фон Трир отыскала в одном из загородных приютов для сирот, которые объезжала в надежде на то, что ей приглянется ребёнок и она усыновит его.