Рука Греты сжимает моё плечо, когда она кивает на туалетный столик.
— Садись.
Моё сердце замирает.
— О, да ладно тебе. Могу я хотя бы раз пообедать, чтобы мне не приходилось…
— Аврора, сядь в кресло и держи рот на замке.
Раздувая ноздри, я медленно опускаюсь перед зеркалом.
— Не понимаю, почему ты всегда настаиваешь на споре, — бормочет она, выдвигая ящик комода и вытаскивая свои орудия пыток: выпрямитель и расческу для волос.
— Signore Альберто нравятся твои прямые волосы. Он не требует от тебя многого, но так много дает тебе взамен. Самое меньшее, что ты могла бы сделать, это причесаться так, как ему нравится, — она подчеркивает свою фразу, проводя расчесткой по моим кудрям. Миллион прядей моих волос взывают о помощи. Я набираю полную грудь воздуха и сжимаю пальцами подол своего платья. — Ты не представляешь, как тебе повезло.
— Может тогда ты выйдешь за него замуж.
Мой ответ встречен быстрым ударом по голове тыльной стороной щетки. Я крепко зажмуриваюсь и бормочу себе под нос птичье слово. Горечь клубится у меня в животе, а пальцы болят от желания сжаться в кулак и направить его в сторону её глупого лица. Но Грета — главная экономка Альберто и его последовательница с самыми промытыми мозгами, поэтому я знаю, что она в обязательном порядке докладывает ему обо всем. Я бы предпочла, чтобы она дала мне по голове, чем что-то более зловещее от Альберто.
Она работает на него так долго, что с нежностью вспоминает, как меняла Данте подгузники. Очевидно, что она была влюблена в него уже давно. Предполагаю, ей горько из-за того, что где-то между всеми женами ей так и не удалось достучаться к нему. Может быть, у неё и был шанс, когда она была моложе, но сейчас, в глазах Альберто, срок её годности давно истек, и она упустила возможность.
— Не двигайся, мне нужно взять сыворотку, чтобы твои волосы не пушились.
Она разворачивается и направляется в ванную комнату, примыкающую к гардеробной. Естественно, мой взгляд падает на её часы Cartier на туалетном столике, которые она всегда снимает, когда расчесывает мою гриву. Бросив беглый взгляд на дверь ванной, я вытаскиваю булавку из подушечки для шитья и глубоко вонзаю заостренный конец в циферблат часов. Я несколько раз подумывала украсть их, потому что уверена, что они стоят немалых денег, но это подарок Альберто, так что уверена, она бы заметила.
Я встречаюсь взглядом со своим отражением в зеркале и позволяю себе вздохнуть. Плохие поступки, мелочные нехорошие поступки — вот что не дает мне сойти с ума в моей новой, запутанной версии реальности. Маленькие акты мести успокаивают меня. Они и конфеты.
Взяв свою сумочку с туалетного столика, я роюсь в ней в поисках сладкого угощения. Здесь всегда что-нибудь да найдется, будь это жвачка со вкусом голубики или пачка Nerds. Мои пальцы касаются наполовину растаявшей конфеты Reese’s с арахисовым маслом. Пойдёт. Когда я вытаскиваю его, маленькая глянцевая карточка падает мне на колени. Рассеянно я беру её и переворачиваю.
Анонимные Грешники. Буквы тиснены золотом, а под ними номер напечатан шелковистыми черными цифрами. Карточка потрепана, посередине есть складка, там, где она заломалась, когда я однажды засунула её в задний карман джинсов, а края загнуты внутрь, как будто они защищают мой особый маленький секрет. Не знаю, почему я всё ещё ношу карточку с собой спустя столько времени, потому что я могла бы произнести номер даже во сне.
Верю я в судьбу или нет, не знаю, но что я точно знаю, так это то, что это было нечто большее, чем просто совпадение, что я нашла эту визитку в самый мрачный день своей жизни.
Я помню это, словно это было вчера.
Рот, полный крови, и не только моей собственной. На моем горле образовались свежие синяки в форме пальцев, а между бедер появилась боль, о которой я не просила. Я, спотыкаясь, вышла из Академии Побережья Дьявола на парковку. Села в свою машину и поехала, пока не перестала видеть готические шпили школы в зеркале заднего вида. Я добралась до церкви в Дьявольской Яме, прежде чем реальность того, что они сделали со мной, что я сделала с ними, обрушилась на меня подобно цунами. Я не могла дышать. Не была уверена, хочу ли я это вообще делать. Заслуживала ли я этого. Пошатываясь, вышла из машины под дождь, просто чтобы почувствовать что-то ещё, кроме давящего ощущения в груди. Рыдая, прислонилась к автобусной остановке, подняла глаза и тут увидела её. Маленькую визитку, приколотую к доске в телефонной будке напротив.
Анонимные Грешники.
Я слышала о них — все на Побережье Дьявола слышали. Несколькими годами ранее эти визитки начали появляться в баночках для чаевых в кофейнях и барах. Их прикрепляли к стенам туалетных кабинок в клубах, засовывали вместе со счетом в ресторанах. Когда ты набирал этот номер, он перенаправлял вас прямиком на автоматическую службу голосовой почты, которая предлагала тебе признаться в любом грехе или тайне, которые тяготили тебя. Это было так таинственно, и волнение от всего этого какое-то время прокатывалось по побережью, пока шумиха не улеглась, как пыль, и в конце концов, Анонимные Грешники просто вплели себя в ткань этого района.
Тот первый звонок я сделала, стоя на коленях, зажав телефон между подбородком и плечом и сложив руки вместе, как в молитве. Теперь это стало частью моей жизни. Точно так же, как религиозные люди ходят в церковь исповедоваться каждое воскресенье, я дважды в неделю звоню на горячую линию анонимных грешников из одной и той же телефонной будки при церкви. Я признаюсь во всем, что я сделала, начиная с мелочей и заканчивая чем-то серьезным.
Грета поспешно входит в раздевалку и возвращает меня к сегодняшнему дню. Следующий час проходит в мучительном шторме дерганий, бормотания и случайного появления ожога на моей шее. К тому времени, как Грета отходит назад и хлопает в ладоши, я снова становлюсь той девушкой, которой Альберто хочет меня видеть. Дымчатый макияж глаз, кроваво-красная помада и платье, которое облегает мои формы, как вторая кожа.
Время воскресного обеда.
Отказываясь произнести хоть слово в адрес Греты, я проношусь мимо нее и цокаю каблуками в коридор. Но как раз перед тем, как я спускаюсь по мраморной лестнице, приглушенный голос заставляет волосы у меня на затылке встать дыбом. Два голоса, и что-то в тоне разговора заставляет меня застыть на месте, моя нога замирает над первой ступенькой.
— Это стандартный контракт. Просто добавь гребаную оговорку и покончи с этим.
Затаив дыхание, я выглядываю через перила и вижу знакомый силуэт в углу холла. Альберто. Я не вижу человека, с которым он разговаривает, но как только он начинает говорить, у меня кровь стынет в жилах.
— Она уже подписала его. Ты же знаешь, Альберто, я не могу вмешиваться в подписанные контракты.