Мой оргазм нарастает и нарастает, покалывая глубоко в моей киске и угрожая выплеснуться наружу и затопить все мое тело.
Ещё один украдкой брошенный взгляд на безразличное выражение лица Анджело, и я кончаю жестко, похоть захлестывает меня волной. Я еду на ней, как в бреду, запрокидывая голову и крича на ветру. Адреналин пронзает мой позвоночник подобно удару молнии, и я понимаю — это то, ради чего я живу. Я гонюсь за этим кайфом. Вот почему я продолжаю совершать плохие поступки, вот почему я хочу летать на самолетах на высоте тысяч футов. Почему я обнаруживаю, что балансирую на краю обрыва, а одна кроссовка парит над небытием.
Почему я мастурбирую при мысли о племяннике Альберто, в то время как он находится всего в нескольких футах от меня, ничего не замечая.
Я живу ради опасной жизни в месте, которое едва ли позволяет мне жить вообще.
Пульсация между моими бедрами стихает до едва заметной боли, и мое дыхание замедляется до своего естественного ритма. Но я все ещё под кайфом от греха, поэтому, плывя обратно к берегу, я сдерживаю улыбку.
Когда становится достаточно мелко, чтобы камешки касались моего живота, я поднимаю подбородок и позволяю своему взгляду скользнуть вверх, к Анджело. Он подносит сигарету к губам, но останавливается как вкопанный, когда я встаю.
Мы пристально смотрим друг на друга. Почти разинув рот, как это бывает, когда впервые видишь экзотическое животное в дикой природе. Как будто я никогда не видела мужчину в сшитом на заказ костюме, а он никогда не видел почти обнаженную девушку. Я внезапно останавливаюсь, мое сердце колотится в груди со скоростью мили в минуту. Мои ноги все ещё дрожат после оргазма, но это не то, из-за чего я не могу ходить.
Его взгляд становится жестким, он медленно засовывает сигарету обратно в пачку и засовывает ее в карман. Он прижимает ладонь к подбородку. Глотает. Затем его взгляд опускается ниже моей ключицы, где он следит за каплями воды, стекающими по моей груди и исчезающими в ложбинке между грудями.
Мой пульс учащается, и я чувствую, как твердеют мои соски под верхом бикини, зная, что ткань достаточно тонкая, чтобы он заметил.
Просто чтобы чем-то заняться, я перекидываю свои тяжелые волосы через одно плечо и закручиваю их, выжимая морскую воду. Что-то в этом действии вызывает низкое рычание с его полуоткрытых губ.
Чувствуя себя смелой после того, как согрешила в море, именно я первой нарушаю тяжелую тишину.
— Что ты здесь делаешь?
Он поджимает губы, затем отрывает от меня взгляд и обращает свое внимание на горизонт за моим плечом.
— Я же говорил тебе, что буду возить тебя к твоему отцу по средам и субботам.
По какой-то причине его тон звучит не так безразлично, как обычно.
— О, точно, — я стремлюсь к беззаботности, но мои актерские способности не простираются так далеко. — Тогда я пойду переоденусь.
Он не произносит ни слова. Вместо этого он смотрит вперед, и в его глазах тлеет пламя, достаточно горячее, чтобы поджечь Тихий океан. Я обхожу его стороной, задевая мокрым плечом его сухой костюм, когда прохожу мимо. Но потом я чувствую, как кто-то сильно дергает меня за завязку на боку моих плавок от бикини, и резко останавливаюсь рядом с ним.
Какого черта?
Сбитая с толку, я опускаю взгляд и вижу, что его указательный палец зацепился за тонкий бантик моего бикини. Мое сердце перестает биться так внезапно, что мне кажется, я вот-вот потеряю сознание. Он прикасается ко мне. Тыльная сторона его руки обжигает мою обнаженную кожу, и от меня не ускользает, что достаточно было бы слегка дернуть, и мои трусики оказались бы на песке.
Кровь стучит у меня в ушах. Я поднимаю взгляд, но он по-прежнему пристально смотрит на море. Единственное, что на нем шевелится — биение пульса на его челюсти.
— Если бы ты принадлежала мне и одевалась так в присутствии других мужчин, я бы спустил эти обтягивающие трусики и отшлепал тебя по заднице, пока она не стала бы красной и чувствительной.
У него хриплый голос. Каждое слово короткое и горькое, и все же выражение его лица остается бесстрастным.
Мы стоим вот так, бок о бок, кажется, несколько минут.
В конце концов, когда его угроза повисла между нами, он отстраняется от меня и опускает руку.
Пытаясь отдышаться, я, спотыкаясь, бреду по пляжу, на ходу вытирая пот, и стараюсь не рухнуть под тяжестью его слов.
Глава шестнадцатая
К тому времени, как я сажусь в спортивную машину с передним приводом, мне удалось убедить себя, что весь этот обмен мне померещился. Не имеет значения, что мое бедро горит так, словно меня прижгли каленым железом, или что я не могу думать ни о чем, кроме тикающего пульса на его челюсти. Нет, Анджело Висконти никогда бы не стал заводиться из-за такой девушки, как я. Как максимум, я его раздражаю. Как минимум, он вообще не думает обо мне.
Я смотрю в лобовое стекло, когда дверь распахивается, заставляя меня подпрыгнуть.
Опираясь рукой о крышу, Анджело наклоняется и пронзает меня раздраженным взглядом. Видишь, раздражающая, Рори. Ты для него раздражающая маленькая девочка.
— Я не думаю, что ты сможешь справиться с чем-то таким большим.
Я моргаю.
— Хм?
Он мотает головой в сторону приборной панели, и только тогда я понимаю, что сижу за рулем.
— О, э-э... — я растерянно оглядываюсь по сторонам. — Я…
— Это британская машина, — он отталкивается от дверного косяка и отходит в сторону. — Выходи.
Я проскальзываю мимо него, обхожу машину и неохотно сажусь на пассажирское сиденье. Пока я вожусь с ремнем безопасности, он нетерпеливо смотрит на меня, отбивая ровный ритм по рулю. При звуке щелчка я встречаюсь с ним взглядом, и он приподнимает бровь.
— Уселась?
Нет.
— Да.
Он съезжает с подъездной дорожки на посыпанную гравием дорожку, от него исходит жар. С таким же успехом над его головой мог бы висеть предупреждающий знак «Не разговаривай со мной», который мигал бы неоновыми огнями. Но напряжение ощутимо, и если я ещё немного посижу в тишине, потирая вспотевшие ладони о леггинсы, я сойду с ума.
— Это уже третья машина, в которой я тебя вижу. Почему у тебя так много машин?
— По той же причине, по которой ты не можешь уберечь свои липкие пальцы от фамильных драгоценностей, Сорока, — он притормаживает перед железными воротами, возобновляя нетерпеливое постукивание в ожидании, когда они откроются. — Мне нравятся острые ощущения.
— Я ворую не ради острых ощущений, — огрызаюсь я.
— Ха.
Мои щеки пылают.
— Это правда.
— Тогда для чего ты это делаешь? — он спрашивает таким тоном, который наводит на мысль, что ответ его не интересует. — Ты выходишь замуж за очень богатого человека, Аврора. Тебе не нужны деньги.