— Ты все пропустила. Вчера я видел голубую цаплю, — с гордостью говорит он, глядя в окно на озеро. — Помнишь, когда мы в последний раз видели одного из них? Это было с твоей мамой.
— Угу, — отвечаю я, проглатывая ком в горле. Затем я беру его под руку и веду обратно на пирс. — Идеальный день для прогулки на лодке, тебе не кажется?
Он похлопывает меня по руке и посмеивается.
— Конечно, конечно. Мне бы не помешали физические упражнения. Мэл? — он вытягивает шею, чтобы найти ее. — Не хочешь прокатиться с нами на лодке?
— Мэл и здесь хорошо, — говорю я, прежде чем она успевает ответить. Я не смотрю на нее. Хотя она и ее команда медсестер хорошо заботятся о моем отце, их нанял Альберто. Я не знаю, могу ли я доверять ей, или она другая Грета и докладывает ему обо всем, что я говорю или делаю. Вот почему я всегда настаиваю на том, чтобы мы катались на лодке — подальше от любопытных глаз и ушей.
Она неловко топчется на причале, пока я помогаю отцу забраться в лодку и усаживаю его на скамейку напротив себя. Он машет ей и улыбается, когда я отталкиваюсь, используя весла, чтобы направить нас на середину озера.
— Прекрасный денек для этого, — размышляет он, щурясь на серое небо. — Не такой, как на прошлой неделе, когда лил дождь, а ты все равно заставила меня прийти сюда, — он бросает на меня озорной взгляд, и мы оба смеемся.
— Ты любишь дождь.
— Нет, мне просто нравится проводить с тобой время, — мягко говорит он, протягивая руку и сжимая мою. Когда он отпускает меня, я понимаю, что он сунул мне в ладонь мятную конфетку. — Так скажи мне, мишка Рори, как дела в академии?
Я медленно вдыхаю, стараясь, чтобы моя улыбка не дрогнула. Сказать ему, что несколько месяцев назад я наконец-то получила место в Северо-Западной авиационной академии, было самым простым оправданием того, почему я больше не могу здесь жить. Конечно, я ненавижу лгать своему отцу, меня от этого тошнит. Но это, черт возьми, намного проще, чем признать правду.
— Все идет хорошо, — беззаботно говорю я, отправляя в рот леденец. — Просто отлично. Итак, расскажи мне поподробнее о голубой цапле, которую ты видел вчера.
— Это очень мило с их стороны, что они позволяют тебе уезжать два раза в неделю, чтобы навестить меня, — говорит он, игнорируя мою попытку сменить тему. — Очень услужливый подход для такой престижной школы. Ты уже летала самостоятельно? — морщинки вокруг его глаз становятся глубже. — О, Рори. Твоя мама так гордилась бы тобой.
Его слова давят мне на грудь, как тонна кирпичей, отчего становится трудно дышать. Мама не гордилась бы мной по многим причинам. Хотя ей всегда было горько из-за того, что моему отцу пришлось обучать меня стольким навыкам, она тоже многому меня научила. Например, не стоит лгать, особенно семье, и единственный мужчина, за которого стоит выходить замуж — за того, кого ты любишь.
Я подвела ее по всем пунктам.
Время летит в вихре горькой ностальгии и воспоминаний, от которых щемит мое сердце. Когда у моего отца начинают стучать зубы, я смотрю на время на своем мобильном и вздыхаю.
— Нам лучше вернуть тебя, папа.
Я гребу обратно к причалу, бросая веревку Мэл, чтобы она помогла нас привязать.
Мой отец останавливается в конце пирса и потирает руки.
— Тогда давай, любовь моя, вернемся в хижину и выпьем горячего чая. Ты, должно быть, замёрзла без подходящей куртки.
Я резко останавливаюсь. Святой гусь. Чего бы я только не отдала, чтобы прямо сейчас вернуться в хижину к моему отцу. Сидеть перед камином в гостиной с чашкой чая и подносом с печеньем, слушая его истории.
Наши взгляды встречаются. Его теплый и выжидающий, и мой, угрожающий вот-вот расплакаться.
— Я не могу, — шепчу я.
Его кустистые брови сошлись на переносице.
— Не можешь? Тебе уже нужно идти? — он смотрит на свои часы. — Но сейчас даже не время обеда.
Мой желудок скручивается в узел, и на этот раз ком в горле слишком велик.
— Рори? — он делает шаг ко мне и кладет руку мне на плечо. — Что случилось, любовь моя?
— Я…
— У нее очень важный экзамен в понедельник, — перебивает Мэл, вставая между нами и нежно касаясь спины моего отца.
— Ей нужно пойти и позаниматься. Разве не так, Рори?
Я киваю, трепеща глазами.
— Прости, папа, — в моих извинениях содержится гораздо больше, чем просто эта маленькая ложь во спасение. — Может быть, в следующий раз.
Ещё одна ложь. В следующий раз я тоже не пойду в хижину. Потому что того, что у нас есть здесь, там не существует.
Я говорю самое веселое «прощай», на какое только способна, и с призраком его поцелуя на моей щеке спешу обратно в чащу леса, пока он не увидел, что я плачу. Слезы щиплют мои глаза, но я отказываюсь позволить им пролиться. Я не плакала с тех пор, как умерла моя мама, и не планирую начинать все сначала сейчас.
Лесная подстилка снова переходит в гравий, сигнализируя о том, что я вернулась на главную дорогу. Щурясь от внезапного солнечного света, я поднимаю глаза и вижу Анджело, прислонившегося к капоту своей машины и отвечающего на телефонный звонок. Его глаза следят за мной, пока я направляюсь к нему, и когда подхожу достаточно близко, чтобы слышать его разговор, он резко вешает трубку.
Он засовывает свой сотовый в нагрудный карман и опускает взгляд на мои ноги.
— Ты не сядешь в мою машину в этом.
Я смотрю вниз на свои ботинки, заляпанные грязью.
— Тогда я пойду пешком.
Когда я разворачиваюсь в направлении Бухты Дьявола, его рука хватает меня за запястье.
— Ни за что, — рычит он. Сжав губы в тонкую линию, он нажимает кнопку на ключах от машины, и дверь багажника поднимается. — Садись.
Я слишком эмоционально истощена, чтобы спорить, поэтому присаживаюсь на край багажника. Анджело стоит передо мной. Мрачно бормоча что-то себе под нос, он подтягивает брюки и опускается на одно колено. Затем, без предупреждения, он сжимает мое бедро.
Святой ворон. Каждый мускул в моем теле напрягается. Я не знаю, чего я ожидала, когда он потребовал, чтобы я залезла к нему в багажник, но не это. Я украдкой бросаю взгляд на его руку. Она горячая и тяжелая, обжигающая сквозь тонкую ткань моих леггинсов. И если бы она сдвинулась всего на полдюйма выше…
У меня кружится голова. Вместо того, чтобы позволить своим мыслям направиться туда куда не стоит, я сосредотачиваюсь на его плече, пока он другой рукой стаскивает с меня ботинок. Он замолкает и снова садится на корточки. От веселья его губы подергиваются.