— Ты не хочешь сегодня увидеться со своим отцом?
— Я не могу, — она переключает внимание на свои босые ноги. Конечно, ее пальчики на ногах тоже выкрашены в розовый цвет. — Сегодня вечером... моя вечеринка по случаю помолвки.
Мой желудок скручивается. Я удивлен тем, как быстро ее комментарий проникает мне под кожу, прокладывая горькую, сердитую дорожку по всему телу. Я сжимаю челюсти в попытке сохранить нейтральное выражение лица.
— Круто, но это сегодня вечером.
Она оглядывается на море людей, которые из кожи вон лезут, чтобы успеть все сделать.
— Нам ещё многое предстоит сделать.
— Вот почему у вас здесь слуги.
— Но…
Моя рука обхватывает ее подбородок, и она замолкает. Ее глаза расширяются, и она возвращается взглядом к офису Альберто.
— А что случилось с «не прикасаться»? — произносит она со вздохом.
Я издаю сухой смешок и неохотно опускаю руку, проводя большим пальцем по ее мягкой щеке.
— Верно, — говорю я сухо. — Я могу смотреть, но не могу прикасаться.
Господи, я был так жесток с ней в прошлый раз, что придумал бы любой предлог, лишь бы увидеть, что у нее творится под этим распутным халатиком.
— Ты хочешь пойти повидаться со своим отцом или нет?
— Я не могу...
— Это не то, о чем я спрашивал.
Она снова бросает взгляд на офис Альберто, и пульс у меня на виске учащается. Черт, я ненавижу, какую власть он имеет над ней.
— Мне сегодня нельзя.
Не говоря больше ни слова, я разворачиваюсь и врываюсь в кабинет Альберто без стука.
Выражение его лица искажается яростью, пока он не поднимает взгляд от своих папок и не понимает, что это я. Затем он ерзает в своем кожаном кресле и наклоняет голову набок.
— А, привет, малыш. Ты пришел рано. Вечеринка состоится только сегодня вечером, и мы устраиваем ее в Visconti Grand, — его морщинистые губы складываются в натянутую улыбку. — Тебе не нужно было проделывать весь этот путь сюда, тебе просто нужно было спуститься на лифте в банкетный зал.
Я не участвую в его легкомысленной светской беседе. Вместо этого я захлопываю дверь пяткой и подхожу к его столу. От меня не ускользнуло, что он отшатнулся.
— Аврора нужна мне сегодня.
— Это вечеринка по случаю нашей помолвки...
— Я думал о твоем предложении насчет Заповедника Дьявола. Возможно, ты прав. Там так много пустующего пространства, может, нам стоит что-то с этим сделать?
Его глаза загораются, затем на лице появляется дерьмовая ухмылка.
— Наконец-то. Черт, сколько раз мы говорили об этом только на этой неделе?
Чертову тонну. Каждый раз, когда Альберто заводит меня за запертую дверь, он спрашивает об этом чертовом заповеднике.
— Много, — кисло отвечаю я. — Я бы хотел осмотреть его, прежде чем мы продолжим обсуждение. Аврора знает лес как свои пять пальцев, поэтому я бы хотел взять ее туда с собой.
— Отличная идея. Но, э-э... — его взгляд устремляется к двери, и он понижает голос на несколько децибел. — Ты должен знать, что она думает, что Заповедник Дьявола — это моя территория, — подняв руки в притворной капитуляции, он добавляет: — Знаю, знаю. Я нахальный малый. Но иногда ты должен делать то, что нужно для достижения своей цели, разве я не прав? Итак, э-э-э... Если бы ты мог просто не упоминать, что это твое, я был бы тебе очень признателен.
Белый жар обжигает слизистую оболочку моего желудка. Я провожу языком по зубам и коротко киваю, прежде чем развернуться.
— Анджело? — я замираю. — Ты и я, мы бы вместе творили удивительные вещи на этом побережье, малыш.
Заткнись, говнюк. Я распахиваю дверь и обнаруживаю Аврору прямо по другую ее сторону. Она выкрикивает один из своих дурацких птичьих каламбуров и отпрыгивает назад.
— Ну? — шепчет она, ее глаза очаровательно расширяются.
— Одевайся. Встретимся в машине.
Менее чем через десять минут она садится на пассажирское сиденье моего Астон Мартина в серых леггинсах и толстовке безразмерного размера. Блять. Не думаю, что я встречал девушку, которая выглядела бы в спортивных костюмах так же хорошо, как в коже. Ее волосы ниспадают свободными локонами на плечи, и она, должно быть, только что вымыла их, потому что запах ее вишневого шампуня наполняет всю машину и заставляет мой чертов член болеть.
Я съезжаю с подъездной дорожки, пытаясь сосредоточиться на том, чтобы удержать машину на дороге, что практически невозможно. Все, о чем я могу думать — форма ее сисек под этой толстовкой и маленькая полоска золотистых волос на ее киске.
Я дергаю себя за воротник и барабаню пальцами по рулю.
— С похмелья?
Аврора напрягается.
— Нет, — ее взгляд скользит по моей щеке, затем она понижает голос. — Я даже не была настолько пьяна.
— Точно.
Она кашляет. Нервничает. Затем она достает из сумочки пачку Mike & Ikes и запихивает в рот целую пригоршню, прежде чем предложить мне упаковку. Я презрительно ухмыляюсь ей и качаю головой.
— Поступай как знаешь, — бормочет она. — Итак, эм. Где ты был в среду?
— А что? Ты скучала по мне?
— Да, — ее ответ приходит быстро и отрывисто. За этим следует самый очаровательный смешок.
Останавливаясь перед воротами, я откидываю голову на спинку сиденья и закрываю глаза.
— Не испытывай меня сегодня, Аврора. Я провел девять лет, сопротивляясь искушению. Из-за тебя мне очень трудно дожить до десяти лет.
В тот момент, когда я осмеливаюсь поднять на нее глаза, я сразу же жалею, что сделал это. Она пристально смотрит на меня из-под своих густых ресниц, тяжело дыша через пухлые приоткрытые губы. Я усиливаю свой пристальный взгляд.
— Я серьезно.
Она вытряхивает ещё одну пригоршню конфет и смотрит на них сверху вниз.
— Прошлая ночь была плохой... по-настоящему плохой, — она прикусывает нижнюю губу передними зубами. — Мы не должны были делать... этого.
— Мы? Я ничего не делал.
Она хмурится, ее бледная кожа приобретает более темный оттенок красного.
— Ты наблюдал. В любом случае, это не должно повториться, — она сглатывает и поворачивается на своем сиденье, чтобы посмотреть на меня с неожиданной злобой. — И если ты расскажешь Альберто, клянусь, я подожгу твою машину.
Я сдерживаю смех.
— Что ты сделаешь?
— Ты слышал.
— Боже. Кто ты такая и что ты сделала с Авророй? Меньше двух недель назад ты была бы на грани слез, умоляя меня не рассказывать твои секреты.
— Ну, я знаю, ты сохранишь это в секрете, потому что тебе будет так же плохо, как и мне, если ты этого не сделаешь.
— Ничего не случилось, Аврора. Я не прикасался к тебе, ты не прикасалась ко мне. Остынь, — я заставляю свое лицо оставаться невозмутимым, но внутри моя кровь кипит.
Она кивает, заметно расслабляясь, как будто это было именно то подтверждение, в котором она нуждалась.