— Что?
— Грех, Аврора. Я знаю, тебе знаком этот термин.
В моем желудке бурлит холодный коктейль из смятения и раздражения. Его тон жесткий, а то, как он называет меня по официальному имени, ещё жестче. Я стискиваю зубы, уставившись на шевелящийся рот священника, несмотря на то, что не могу расслышать ни слова, которое с него слетает.
— Ладно, расскажи мне какой-нибудь грех, Анджело.
— Я убил своего отца.
Моя кровь превращается в лед. Я моргаю. Качаю головой. Но ничто не избавляет меня от шока.
— Я думала, он умер от кровоизлияния в мозг?
— Так и есть. Я выстрелил ему в голову, а потом у него пошла кровь из мозга.
— Но почему? — шепчу я, эмоции сдавливают мне горло.
— Он был тем, кто заказал убийство моей мамы. Через несколько дней я узнала, что у него была шлюха из Дьявольской Ямы на стороне, и он хотел, чтобы наша мама была вне игры.
Я украдкой бросаю на него взгляд, и от того, как он беззаботен, у меня по спине пробегают мурашки. Он наклоняет ко мне голову, выражение его лица невозможно разглядеть из-за очков.
— Я также убил ее. Впрочем, это не самый страшный мой грех.
— Не самый страшный? — с трудом произношу я.
— Нет. Не говори об этом моим братьям. Они ничего не знают.
Воздух покидает мои легкие облачком конденсата. Дождь принес с собой резкое похолодание, и ледяной холод пробирается за вырез моего платья, дразня меня. Как будто говоря, что, несмотря на то, что скалу обволакивает ветер и дождь, там безопаснее, чем под зонтиком с Анджело.
Мой взгляд впивается в грязь под ногами.
— Зачем ты мне это рассказываешь?
Анджело плотнее натягивает зонтик вокруг нас, заманивая меня в ловушку своего мира тьмы и обмана. Он наклоняется ближе, его горячее дыхание касается моей щеки.
— Потому что ты должна знать, в какую семью вступаешь. Висконти не выполняют своих обещаний, и клан Бухты в частности, — он издает горький смешок. — После того, как они пожмут тебе руку, ты должна убедиться, что твои часы все ещё у тебя на запястье.
Мой пульс учащается, хотя так не должно быть. И когда его мягкие губы касаются моей холодной щеки, все, что, как я думала, я знала о добре и зле, испаряется из моего мозга.
— Ты одноразовая для Альберто, — рычит он, его тон ещё мрачнее, чем раньше. — Он все равно трахнет тебя, а потом будет делать, что захочет. Они мужчины мафии, Аврора. Мошенники и лжецы.
— А ты? Ты тоже мошенник и лжец? — я поворачиваюсь к нему лицом так быстро, что моя нижняя губа касается его, посылая электрический разряд в низ моего живота. Я и забыла, что он был так близко. Я отпрянула назад, как будто меня шокировали.
Анджело замирает. Я смотрю на свою искаженную версию в отражении его солнцезащитных очков, жалея, что не могу увидеть его глаза.
Он сглатывает.
— Яблоко от яблони недалеко падает, Аврора. Я изменял каждой девушке, которая у меня когда-либо была, лгал всем, кого я когда-либо знал, — затем он выпрямляется во весь рост и поворачивается обратно к священнику. Гнев накатывает на него волнами. — Ты была права, когда захотела провести черту на песке. Потому что я ничем не лучше их.
Меня подташнивает. Как будто меня ударили по затылку и начинается сотрясение мозга. Мои глаза пульсируют, и даже когда я закрываю их, это никак не облегчает боль.
Мой желудок опускается, как якорь, увлекая за собой мое сердце. Но это хорошо. Это здорово, правда? Если Анджело такой же, как все остальные, то его легче ненавидеть. Но я не могу игнорировать беспокойство, пробирающееся у меня под кожей, пустоту в груди.
Потому что я знаю старую пословицу: из глубочайшего желания рождается самая смертоносная ненависть.
Если Анджело останется на Побережье ещё на время, он станет самым ненавистным мне человеком из всех.
Глава двадцать третья
Среда. Я должен перестать с таким гребаным нетерпением ждать среды.
За сорок минут пути между Бухтой Дьявола и Дьявольской Ямой мы с Рори сказали друг другу меньше пяти слов. Все они были вежливыми и профессиональными. Я сказал «нет», когда она молча предложила мне Big Red, и она пробормотала «хорошо», когда я сказал ей вернуться через час.
Теперь, когда я смотрю, как она перебегает дорогу и исчезает в темноте между деревьями, моя машина гудит от невысказанных слов. Те, которые не так вежливы и профессиональны.
Господи. У меня в бардачке тает Kit-Kat со вкусом васаби. Он остался от моей поездки в Токио несколько недель назад, и когда я обнаружил его засунутым в карман моей сумки, моей первой мыслью была она. Я улыбнулся про себя, чертовски улыбнулся, представив очаровательное выражение ее лица, когда она откусила кусочек и отпрянула от жара. Но это было до вечеринки по случаю помолвки, до того, как мы подвели черту под всем, что бы это ни было.
Первую линию провела она. Но это было неглубоко, и, судя по румянцу на ее коже и по тому, как ее глаза все ещё находили мой рот каждый раз, когда я говорил, я знал, что она рассыплется, как печенье, если я переступлю через нее.
Вторую линию я провел после разговора с Тором. Я позаботился о том, чтобы подкрепить это предупреждающими знаками и оградой из колючей проволоки на службе Всех святых, рассказав ей свой самый страшный секрет, плюс несколько лживых слов о том, что я обманщик, просто чтобы скрепить сделку. Теперь у нее не возникнет соблазна перейти черту, потому что я ясно дал понять, что на моей стороне не зеленее. Здесь холодно, темно и бесплодно.
Там ей будет лучше.
Блять. Мне нужно убраться с этого Побережья и вернуться к своей реальной жизни, подальше от Рори и темного искушения, которое она таит в себе. Пока я жду, пока она закончит разговор с отцом, я укрепляю свою решимость, отвечая на деловые электронные письма и просматривая заметки о встречах: все, что поможет мне снова наладить связь с моей жизнью в Лондоне.
Кажется, что это гораздо дальше, чем просто по другую сторону Атлантики.
Когда Аврора наконец выходит из леса, я выхожу из машины и прислоняюсь к капоту. Она устало смотрит на меня, приближаясь, а потом замедляя шаг и останавливаясь всего в нескольких футах от меня.
Ее взгляд сужается.
— Мне не нравится, когда ты так на меня смотришь.
Я сдерживаю свой ответ, сохраняя безразличное выражение лица.
— Мне нужно, чтобы ты составила мне список всех дегенератов, которых ты знаешь в Дьявольской Яме.
Она приподнимает бровь.
— Людей, которые, по моему мнению, могли убить твою маму?
Я киваю.
— Хорошо.
Когда она обходит машину, я отталкиваюсь от капота и преграждаю ей путь. Она замирает, ее глаза поднимаются, чтобы встретиться с моими.
— Ты имеешь в виду сейчас?
Ещё один кивок.